Ульяна Бисерова - Под кожей — только я

— Ты уже выяснил, кто похитил Тео? — неожиданно спросил он, оборвав доклад Вольфа на полуслове.

— Нет, господин советник. Пока нет. Распутываю клубок, но все нити оборваны. Кто-то искусно заметал следы.

— Настолько искусно, что ему удалось сбить с толку Вольфа Вагнера с его волчьим чутьем?.. А что ты думаешь насчет банды арабских взломщиков, которые промышляли по всей Ганзе, вскрывая торговые склады? И настолько уверовали в собственную неуловимость, что рискнули вскрыть замок склада, отмеченного печатью семьи?

— Полагаю, это не было пустой самонадеянностью или удачным стечением обстоятельств. Тео сам навел их на эту мысль.

— Тео?

— Разумеется. Мы бывали с ним прежде на этом складе. Он знал про потайной подземный ход и, полагаю, надеялся воспользоваться им при первом же удобном случае. К несчастью, дежурный дрон засек катер без регистрационного маячка, проследил его маршрут и выслал полицейский отряд. Возможно, план Тео действительно сработал бы, однако в завязавшейся перестрелке его зацепила пуля. Но, вероятно, его действительно вело само провидение: рядом оказался Лукас.

— История, достойная приключенческого романа, — усмехнулся Штефан. — Так ты полагаешь, за похищением Тео стояли другие люди?

— К сожалению, главарь этой шайки, некий Ибрагим Рушманди, и его люди мертвы, так что я лишен возможности допросить их. За последние два дня я поднял всю информацию: задержания, круг общения, привычки — всю их ничтожную жизнь вплоть до последнего часа. Еще полгода назад Рушманди был мелким прохиндеем. Ему не достало бы ни ума, ни смелости, ни изворотливости, чтобы провернуть похищение наследника, разыграть все как по нотам и несколько месяцев водить за нос всю полицию Ганзы и наемных ищеек.

— Абсолютная посредственность тоже может быть неплохим козырем.

— Нет, здесь что-то другое… Боюсь, не остается ничего иного, как дождаться, пока Тео придет в сознание и он сам прольет свет на произошедшее.

— Что ж, прекрасно, мой мальчик, — пробормотал Штефан и медленно прикрыл веки. — Ступай теперь, я устал немного.

Вольф Вагнер поспешно поднялся, чтобы удалиться — как мстительно подметил Лука, с нескрываемым облегчением. Родственный визит оказался изощренной пыткой даже для серой тени мессера Герхарда Вагнера.

Дни в фамильной резиденции Вагнеров тянулись чередой, наполненные бесконечными экзерсисами, лекциями, зубрежкой и промежуточными срезами. Никаких светских раутов и безбашенных развлечений золотой молодежи. Вдобавок к прочему, советник Юнг вызвался обучать хоста наследника игре в шахматы. Правда, нередко случалось, что за время занятия Луке не доводилось передвинуть на соседнюю клетку ни единой фигуры, потому что наставник пребывал не в лучшем расположении духа и сидел, нахохлившись, как старый ворон, погруженный в мрачное молчание и мизантропию.

Но все же худшим испытанием была медитация. Два с половиной часа полной, абсолютной неподвижности.

— Прижми язык к небу. Почувствуй, как вытягивается позвоночник. Ощути пространство между позвонками, — бесцветный голос Вольфа усыплял, погружал в транс.

Спохватившись, что его опасно повело вправо, Лука выровнялся. Пятнадцать минут прошли в молчании. По левой голени поползли щекотные мурашки — еще минута, и нога онемеет. Зачесалась правая бровь. Лука, стараясь не создавать колебаний воздуха, поерзал. Выгнул бровь, как будто услышал что-то небывалое. Зуд только усилился.

— Не дергайся, — велел Вольф.

— Спина уже задеревенела. И нога затекла, — буркнул Лука.

— Сядь ровно. Дыши.

Лука поморщился, чувствуя, как все тело стало свинцовым, неповоротливым. Напрасная трата времени. За эти два с лишним часа он вполне мог бы вызубрить три главы по истории или хотя бы вздремнуть, чтобы голова была ясной. Чтобы не сойти с ума от скуки, он пересчитал языком зубы. Потом в обратном порядке. Попробовал перенести вес тела на другую точку, борясь с непреодолимым желанием встать, встряхнуться, размять окаменевшие мышцы. Приоткрыл один глаз и увидел, что Вольф в упор смотрит на него.

— Время еще не истекло.

В отличие от Луки, Вольф, казалось, мог сидеть неподвижно сутками напролет. Хотя, будучи по натуре деятельным, советник мессера не терпел, когда время тратят впустую, и негодовал даже по поводу минутного опоздания. Но во время медитации он превращался в неподвижную статую, как будто был способен покинуть собственное тело и странствовать по миру.

В носу засвербело. Лука громко чихнул.

— Начнем отсчет заново, — с ледяным спокойствием объявил Вольф.

— Вы говорили, что в связке хаупта и хоста нередко развит навык телепатии. Советник Юнг — ни тот, ни другой. Он даже не Вагнер. Как же ему удается так легко читать ваши или мои мысли? — спросил Лука, чтобы еще хоть чуть-чуть потянуть время.

— Он истинный Вагнер по крови и по духу, хоть и носит другую фамилию. Его дар — генетически заложенная особенность, которой ни я, ни ты, увы, не обладаем.

— Мне не нравится, что кто-то может влезть в мою голову.

— Если бы ты прилагал чуть больше рвения и усидчивости, то освоил бы приемы, которые позволяют оградить сознание от постороннего вмешательства.

— Как, например?

— Есть специальные техники. Но это, скажем так, продвинутый уровень.

— А пока никак? Иногда мне кажется, что советник Юнг прикасается к моему мозгу тонкими прохладными щупами. Премерзкое ощущение.

— Кхм… Читай стихи.

— Стихи?

— Да. И лучше что-нибудь из античной поэзии. В идеале — на древнегреческом. Это не блокирует доступ для столь опытного мастера, как советник Юнг, полностью, но несколько затруднит проникновение.

— Кстати, сколько ему на самом деле лет?

— Через два месяца исполнится сто семьдесят три.

Лука тихо присвистнул.

— Не сомневайся, его ум по-прежнему ясен, а память — безупречна. Живая легенда. Ты должен быть несказанно благодарен, что он уделяет время для занятий с тобой.

— Угу. Я просто-таки преисполнен благодарности.

— И правильно, — словно не заметив его иронии, сказал Вольф. — Даже если иногда кажется, что это сущая пытка. Мы с братом тоже прошли через эту школу. Штефан Юнг был его наставником и советником в первые годы правления, как был им когда-то для прежнего мессера.

— Он был советником старого мессера, но при этом — не его братом-близнецом?

— Мессер Манфред был единственным ребенком в семье. Когда ему исполнилось сорок пять, он создал семь генетических заготовок для клонов. И активировал их по мере необходимости. Штефан — четвертый.

— А где же предыдущие трое?

— Кхм… Иногда обстоятельства требовали, чтобы вместо мессера на публичных мероприятиях при потенциально высоких рисках присутствовал его клон. И случалось, что подстраховка была обоснованной. Иногда требовалась выемка органов. Несовместимая с жизнью.