Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Сократус что-то говорил. Бубнил. Нечто еще более усыпляющее…

– Червоточин… примары… Тахмасиб…

Минотавр упал, сраженный сном. И некто огромный, теплый, близкий доставал его из ледяной бездны, приговаривая:

– А кто у нас тут звездорожденный? Кто у нас такой маленький? Кто у нас такой мокренький?

Огромный, теплый, близкий, позабытый давным-давно, в какой-то иной жизни.

К нему, лежащему, а вернее – распростертому на спине, словно после изнурительной и проигранной жизни, подошла крошечная тень, присела на корточки, и только тогда скудный свет горелки прояснил знакомый лик – Нить! Она внимательно разглядывала его темными глазами, без единой искорки, удивляясь и восхищаясь тому, что видела перед собой:

– Вот ты какая – благовесть! Гипостазис Червоточина! Демиург мироздания! Властитель Лабиринта!

Она продолжала и продолжала награждать его эпитетами. Их он не понимал, хотя, судя по выражению, с каким Нить их произносила, Минотавр обретал все новые и новые достоинства, немыслимые для иных живых существ. Его это изрядно раздражало, но он не мог прекратить славословие. Каждое слово привязывало его тончайшей нитью к крохотным колышкам, вбитым в почву. Каждую из нитей ничего не стоило порвать, но вместе они скручивались в неодолимую силу крепчайших канатов.

Рядом с сидящей Нитью возникла огромная фигура-без-головы. На ее месте клубилось черное облако. Однако это нисколько не мешало фигуре-без-головы говорить:

– Смешение с лягушкой хуже смешения с быком, не так ли, демиург? Не знаю, поможет ли тебе свирепый облик, но, надеюсь, не зря гипостазировал себя в тебе, и вместе мы отыщем выход из лабиринта, чего бы это ни стоило…

Минотавр хотел спросить, что имеет в виду фигура-без-головы, но темное облако на ее плечах выбросило протуберанец, объявший Нить. Ее нисколько это не обеспокоило, она лишь прижала лицо к коленям, и чернота полностью поглотила отпрыска.

Минотавру казалось, будто на мгновение захлопнул веки. Однако за крошечный промежуток мир преобразился. Минотавр лежал, полузанесенный черной пылью. Она языками переваливалась через него, поглотив ноги, торс, добираясь до груди и рук. Пришлось приложить силу, вырвать из сыпучих объятий торс, а затем и ноги – одну за другой. Поднявшись, Минотавр осмотрелся и поначалу решил, что сталки и Оракул воспользовались его внезапным приступом сна и сбежали. Никого и ничего вокруг. Только груда хлама на том месте, где возвышался гипостазис.

Это и был Оракул. Вернее то, что от него осталось.

Цепь! Где цепь с пристегнутыми к ней сталками? Осмотрев все вокруг, Минотавр отыскал и ее. Сохранились лишь некоторые участки, два-три звена, сцепленные вместе, да и то – ткни копытом, и развалятся. Кислотные дожди не пощадили металл. Кости сохранились ни в пример лучше.

Ни один из сталков не ушел, не высвободился, хотя, как казалось Минотавру, сделать это было проще простого. Но нет. Он два раза пересчитал костяки, и оба раза счет сошелся.

Все. Все до единого.

Если только это не какой-то обман, иллюзия, галлюцинация, вроде той, что приближалась к тому месту, где возвышался глыбой Минотавр, подняв с поверхности выбеленный череп того, кого при жизни звали Сократусом. Череп таращился на Минотавра пустыми глазницами и скалился, неспособный ответить ни на один вопрос. Гул нарастал, и Минотавр отбросил череп, выпрямился, сжал кулаки, готовый с голыми руками вступить в схватку с атомным танком, похожим на огромного жука из-за выпущенных боковых манипуляторов. Они помогали машине преодолевать глубокий черный пепел, торчали лишь вершины наиболее высоких холмов, удивительно похожих на теменные кости колоссальных черепов, погребенных под пеплом.

Атомный танк волок разбитый корабль. Минотавр вышел на то место, где должен был пройти танк, и поднял стиснутые в кулаки руки. Однако машина нисколько не замедлила ход, а ее водитель, если он в ней имелся, не обратил внимания на возникшее препятствие. Собственно, для атомного танка даже Минотавр не являлся препятствием. Не отскочи он вовремя, машина прокатилась бы по нему громадным катком, не поперхнувшись. Намотала на широкие гусеницы, растерла в пыль.

Минотавр рассвирепел. Ударил кулаком по борту проносящегося мимо атомного танка (без какого-либо видимого результата), попытался зацепиться за броню (опять же безрезультатно, перчатка скользнула по гладкой поверхности без единого выступа), подпрыгнул, чтобы ухватиться за задний манипулятор (но и здесь промах – получил чувствительный удар в грудь). Когда дыхание вернулось и он, взревев от неудач, поднялся из черного праха, то увидел лишь удаляющиеся искореженные дюзы корабля, он волок атомный танк. На ободе дюз название: «Адажио Ди Минор».

В два бешеных прыжка Минотавр настиг корабль, вцепился в выступы движителя Кузнеца, вскарабкался по спутанной и изрядно размозженной при аварии паутине труб. Несколько раз чуть не сорвался, гидравлика не выдерживала тяжести его тела, прогибалась и рвалась, отчего копыта волочились по поверхности, вздыбливая за собой пыльные следы. Ему все же удалось забраться на округлый бок корабля, и там сделать передышку. Поневоле Минотавр возблагодарил те перемены, какие проделали с ним наноботы, приспособив дышать ядовитой венерианской атмосферой. Затем, работая руками, копытами и рогами, чудовище добралось до люка – архаичной бронированной плиты, а не мембраны. С люком пришлось повозиться. Тут-то как раз и пригодился рог, он подцепил край плиты, просунув его в узкую щель деформации, поднатужился, приподнял, а там пошло легче. Его окутала тьма корабельных внутренностей, откуда давным-давно ушла вода, и коридоры напоминали лабиринт, где поселился обезумевший паук, ткавший паутину везде, где только можно. А как еще назвать непонятные белесые нити, что соединяли потолок и поёлы и лопались с едва различимым звоном?

Паутина липла к рукам, ногам и телу, обвисала на рогах, приходилось не столько двигаться, сколько чиститься от этой напасти. Впрочем, Минотавр был уверен – ничего не подозревающий примар дотащит его туда, куда он решил попасть – в их пристанище с загадочным названием Тахмасиб.

Пробравшись туда, где располагалась рубка, Минотавр расчистил ее от паутины, втоптал липнущую дрянь в дренажные отверстия поёл, и осмотрел то, что когда-то являлось пультом. Устройство не слишком отличалось от пульта рудоедов, на таких его тренировали в Санаториуме, а также от тех командных панелей, которые Минотавр знал назубок еще по жизни до возвращения. Скрипнув зубами от на миг вспыхнувшей злобы на беспамятство, продолжавшее скрывать часть его существования в черной дыре раздражающей пустоты там, где должны плавать воспоминания, он опустился на то место, откуда вырвали седалище, оставив торчать оголенные провода.