Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Корнелиус делает странное движение рукой. Телониус готов поклясться, что видел, как на ее месте мелькнуло нечто, напоминающее клешню, Брута отбрасывает на койку, лицо заливает кровь из жуткого разреза на лбу. Словно кто-то попытался содрать скальп.

– Я так и думал, – прохрипел Брут, поднял руку и приладил обратно вырванный клок кожи. – Все – вранье! Нет никакой благовести, а есть древние паразиты, они переселяются из тела одной цивилизации в тело другой, выжирая каждую, а когда не остается ничего, кроме пустоты, вновь устраивают Вспышку… именуя ее Благосветом или Благоядом?! Так?! Скажите, Корнелиус, ведь здесь больше никого! Никого!

– Вы столь страстно это утверждаете, Брут, что поневоле начинаю сомневаться в ваших словах… – Корнелиус осмотрелся с деланной внимательностью, и Телониус пережил жуткое мгновение, когда его взгляд столкнулся с взглядом этого существа. Он вновь ощутил внутри телесной оболочки нечто настолько громадное, древнее и могучее, словно на него надвинулся пылающий извержениями планетоид и предстоит удержать его на орбите голыми руками. – Мне вас искренне жаль… Вы заблуждаетесь, и в иных обстоятельствах я бы постарался рассеять ваши сомнения, но… – он взглянул куда-то поверх Брута, – наше время иссякает. Наше время как цивилизации. Пора исполнить предназначение и передать эстафету. Я не знаю, почему так устроено мироздание и почему только одной цивилизации дозволено существовать на выделенном отрезке пространства – времени. Наверное, любопытно встретиться с иной разумной жизнью… Хотя… вряд ли бы мы смогли их понять… – Корнелиус подбросил на ладони блестящий цилиндр, его он использовал для того, чтобы поджечь ту палочку, из которой вдыхал дым.

Брут бросился на него. Со звоном лопнула державшая его цепь, руки сомкнулись на шее Корнелиуса, резкий рывок, хруст, и тело сползает из плетеного седалища на пол. Брут шарит вокруг и поднимает цилиндр.

– Я не вижу тебя, но ты должен быть здесь, – говорит Брут, и Телониус не сразу понимает, к кому тот обращается. И вновь на месте Брута огромное переливчатое тело, внутри разгораются и гаснут разноцветные огоньки. Тело его оппонента потеряло форму, расплывается безобразной кляксой, стремительно темнея. – Механизм возврата должен сработать, по крайней мере, очень на это надеюсь. Не пытайся отвечать, между нами нет взаимодействия. Только информация. Единственное, что одна цивилизация может передать другой цивилизации, – это информация.

И вновь смещение масштаба. Теперь сам Телониус обретает космические масштабы – протяни руку, и пульсирующая звезда, опутанная клубком силовых нитей, уместится на ладони. Если присмотреться внимательно, заметишь, как между слоями клубка скользят расплывчатые искорки световых облаков. Словно крохотные лейкоциты вокруг огромного и враждебного организму существа, что прорвало переднюю оборону иммунной системы и вторглось в святая святых.

Святая святых…

А тот, кто принял облик Брута, никаким Брутом не был и быть не мог. Он говорил все тише и тише, и приходилось напрягать слух, чтобы не упустить ни единого логоса.

– Модулированная энергия вспышки сверхновой прокатится по галактике, затмевая светимость всех ее звезд, но самое главное – понесет закодированную в ней энергию, благовесть, спираль знания по крупицам собирает каждая цивилизация от начала мироздания. Крупицу за крупицей, виток за витком наследие сотен и тысяч сообществ разумных существ, от них не осталось ничего, кроме самой благовести… какая несправедливость! Мы даже не знаем тех, чьими прямыми наследниками стали… какие они? Как выглядели? Рождены в экзосфере своего солнца или возникли на его спутниках? Хотя подобное еще труднее вообразить. Через какие метаморфозы придется пройти этим существам, чтобы оторваться от планет, выйти в космос?! А может, как раз это и сделает их сильнее нас, получивших все от рождения? Не знаю… Но я не могу остановить Вспышку, зато могу сохранить то немногое о нас, что уместится в пределах сингулярности… очень небольшой сингулярности… Краткий срок жизни, придется упрятать в червоточину, надеюсь, вы будете исследовать червоточины и наткнетесь на послание… и тогда…

Фразы стали отрывочными, гасились воем помех, нарастающим гулом, Телониус с трудом их разбирал.

А затем все стерла ослепительная вспышка, затмившая триллионы звезд в миллионах галактик. И даже эфирная плоть Телониуса не выдержала напора светового ударного фронта. Поверхностное натяжение пространственно-временного континуума лопнуло, словно и не было между ними миллиардов расстояний и миллиардов времен. Телониус закричал, ощутив, как материя его плоти и мысли испаряется в раскаленном выплеске, раздирается на кванты и, вплетенная в мириады таких же частиц, когда-то живых и мертвых, но сейчас спутанных в неопределенном единстве, устремляется по всем направлениям небесной сферы. На пути расширения она пожирает и уничтожает все – холодные облака межзвездного и межгалактического газа, пылевые туманности, кластеры звездообразования и мертвые поля коричневых звезд, а точнее – их окоченевших трупов. Она стремится все дальше и дальше, могучим напором сминая мировые линии, заставляя обращаться вспять потоки не только материи, излучения, но и времени, преодолевая опережающими выплесками темпоральных флюктуаций всеуничтожающую волну, тонкими иглами пронзая встреченные на пути звездно-планетарные системы, где теплится жизнь, еще не осемененная светом благовести. Многим из них не повезет, свет благовести окажется чересчур ослепителен. Вспыхнут атмосферы планет, уничтожая все на поверхности, утратят нелокальное термодинамическое равновесие звездные атмосферы, взрываясь слабым подобием новых, развеивая в прах обитающих в экзосфере существ. Сложись иначе, они могли унаследовать благовесть тех, кого увидел в последние мгновения их существования Телониус.

Арахниды…

Капли…

Монады…

Океаны…

Двутелы…

Парусники…

Странники…

Багрянцы…

Планетоиды…

Он пребывал везде, энергетическая волна, сингулярность сознания, свидетель конца и начала цивилизаций, он понимал, что увидит в конце невероятной гонки от смерть-цивилизации к жизнь-цивилизации. Ей и будет вручена эстафета благовести, а вместе с нею и дар разума. Предназначение этого разума – продолжить труд предтеч.

Он бежал сквозь лабиринт, подгоняемый ураганом вспышки сверхновой, держась путеводной нити благовести, и за новым поворотом внезапно открылась не очередная пещера, не выход, а рубка космолета.

Более всего они походили на статуи, отлитые из отполированного до зеркального блеска металла. Застывшие в последнем движении, как, наверное, и задумано тем, кто их изваял. И скорее всего, они изображали высшую степень отчаяния от того, что происходило с кораблем, в рубке так их расставил неизвестный творец. Корабль тонул. Телониус не был знаком с устройством космолетов подобного типа, но россыпь тревожных огней, красноречиво пульсировала. Разобраться – что и зачем пульсирует, не столь сложно для демиурга его квалификации, он сидел за пультами десятков кораблей различного типа, ведь и тут весома доля унификации. А если разобраться, то можно определить сошедший с ума альтиметр, свихнувшийся показатель плотности светового поля. Счетчик внутрибортового излучения преодолел все допустимые пределы, но самым наглядным являлся экран, на него выводился диск отражателя, а разноцветные блестки сигнализировали о состоянии мезонного слоя.