Эрнест Клайн - Второму игроку приготовиться [ЛП]

Затем он побежал внутрь отеля. Мы последовали за ним через вестибюль отеля и спустились по длинному мраморному полу мезонина, который вел в главный бальный зал, где проходил выпускной бал. Энди Уолш ждала там, стоя в полном одиночестве в своем домашнем розовом платье, покусывая нижнюю губу и нервно оглядываясь по сторонам. Когда она заметила идущего к ней Роберта Дауни-младшего, одетого в свои наряды от Дакки, ее глаза расширились от удивления, а в саундтреке зазвучала фортепианная музыка из партитуры «Девушки в розовом» Майкла Гора. Затем, не раздумывая, Энди побежала к Дакки. Он тоже начал бежать, и когда они достигли друг друга, она прыгнула в его распростертые объятия. Затем он несколько раз покружил ее вокруг себя, после чего поставил на землю. Они оба сделали шаг назад, чтобы полюбоваться нарядами друг друга, обменялись несколькими словами, которые мы не смогли разобрать. Затем Энди взяла Дакки за руку, и они вместе прошли через вход в бальный зал. Мы с Арт3мидой последовали за ними внутрь.

Он выглядел идентично бальному залу, где снималась оригинальная концовка «Девушки в розовом». В центре зала был большой танцпол, где несколько сотен обеспеченных подростков Шермера, одетых в ретро-смокинги и выпускные платья пастельных тонов, танцевали под песню «If You Leave» группы Orchestral Manoeuvres in the Dark. Два диджея в одинаковых нарядах посыльных стояли на сцене, окруженные синтезаторами и микшерными пультами. Позади них на стене висела огромная черно-белая фотография дирижера и его оркестра. По обе стороны от танцпола были расставлены круглые обеденные столы, и я снова заметил Стефа Макки, который сидел за одним из них в смокинге и выглядел скучающим. Затем он увидел, кто только что вошел в комнату, и сел прямо.

Когда Энди и Дакки медленно пробирались к танцполу, каждая пара глаз в зале поворачивалась, чтобы посмотреть на них. Когда пары на паркете заметили их, они тоже перестали танцевать, чтобы посмотреть. Через несколько секунд после этого диджеи тоже остановили музыку. Теперь все в зале были неподвижны и смотрели на Энди и Дакки с буржуазным презрением в глазах.

Мы наблюдали со стороны, как Блейн МакДонаф вышел из молчаливой толпы и подошел к Энди и Дакки. Он что-то сказал Энди, но она в ответ лишь покачала головой. Блейн протянул руку Дакки, и Дакки, подумав несколько секунд, пожал ее. Блейн повернулся и пошел прочь, снова растворившись в толпе.

«Бум!» закричала Арт3мида. «Первая судьба Энди больше не нуждается в исправлении!»

Мы продолжали наблюдать, как Энди взяла Дакки за руку, и они вдвоем прошли через море молчаливых, пристальных лиц, с гордым и непокорным видом. Когда они достигли центра танцпола, диджеи включили звуковую систему и поставили новую песню: «Heroes» Дэвида Боуи.

Дакки взял Энди на руки, и они начали танцевать, кружась вместе, пока не слились в одно розовое пятно. Затем это розовое пятно исчезло в яркой вспышке неоново-розового света.

Когда мои глаза прояснились, я увидел Третий осколок, парящий в воздухе над центром танцпола, где секундой ранее стояли двое влюбленных.

Арт3мида подбежала и попыталась схватить осколок, но ее руки прошли сквозь него. Она засмеялась и обернулась, чтобы посмотреть на меня, а затем сделала приглашающее движение указательным пальцем. Я присоединился к ней на танцполе.

«За каждый фрагмент мой наследник должен заплатить дань», — произнес я, протягивая руку и обхватывая осколок пальцами.

Как и раньше, взятие осколка вызвало еще одно воспоминание.

Я снова стал Кирой, на этот раз стоя в ее детской спальне на окраине Лондона, в крошечном коттедже ее матери. Я увидел фотографии, которые Кира сделала в этой комнате, чтобы отправить по почте Огу в Штаты во время его выпускного года в средней школе, который они провели врозь.

Два открытых чемодана лежали на кровати передо мной, наполненные грудой одежды, этюдниками и коробками с дискетами. Кира оторвалась от упаковки и посмотрела на восемнадцатилетнего Огдена Морроу, который стоял в дверном проеме, загораживая его своей крупной фигурой. За ним виднелся невысокий лысый мужчина в поношенной рубашке, который что-то кричал с сильным акцентом кокни [34] Акцент кокни является одним из многих британских диалектов и обычно ассоциируется с Ист-Эндом Лондона. . Это должен был быть пьяный отчим Киры, Грэм, который был явно в ярости и держался на расстоянии только благодаря крикетной бите, которую Ог сжимал обеими руками и угрожающе размахивал ею, как Шон из «Мертвецов».

Это был еще один момент, который Ог описал в своей автобиографии. Это произошло в апреле 1990 года, после того как Кира сказала своей семье, что собирается вернуться в Штаты тем летом, чтобы помочь Огу и Холлидею основать Gregarious Games, а не поступать в университет, как они хотели. Услышав это, ее жестокий отчим пришел в ярость и дал ей пощечину (я до сих пор чувствую тупую боль вокруг ее левого глаза в тот самый момент). Когда она позвонила Огу и рассказала ему, он первым же рейсом вылетел в Лондон, чтобы забрать Киру и вернуть ее к себе домой. И я переживал воспоминания Киры об этом спасении. Или, во всяком случае, несколько секунд этого…

Ог оглянулся через плечо, посмотрел на меня/Киру и тепло улыбнулся ей, давая понять, что все будет хорошо, что она в безопасности и что он защитит ее. В тот момент я также почувствовал ее сильную эмоциональную реакцию на взгляд Ога и его улыбку, и это дало мне понять, как сильно Кира любила его. Улыбка Саманты до сих пор вызывает у меня точно такое же чувство — чувство, которое лучше всего описать как опустошение.

…Затем, в мгновение ока, воспоминание закончилось. Я снова оказался на танцполе с Арт3мидой. И когда я посмотрел вниз, то увидел Третий осколок в своей правой руке.

Я перевернул его, чтобы прочитать подсказку. Но вместо слов я увидел выгравированное изображение. Это был витиеватый щит, украшенный стилизованными математическими символами сложения, вычитания, деления и умножения. Я сразу же узнал в нем герб королевы Ицалот, суверенной правительницы волшебного королевства Ицалот на планете Халсидония.

Я почувствовал внезапный прилив оптимизма, за которым сразу же последовало всепоглощающее чувство ужаса. С одной стороны, это была огромная удача. Я провел огромный кусок своего детства на Халсидонии, и мои знания о ней были энциклопедическими, даже по стандартам Пасхантера. Но я не ступал на планету уже более десяти лет. И после моего последнего визита я поклялся никогда не возвращаться.

Арт3мида и я — вместе с Эйч и Сёто, которые выглядели потрясенными, но с нетерпением ждали возобновления квеста — материализовались на Халцидонии. Точнее, в мой личный домик на дереве, расположенный глубоко в Далёком Лесу Дружбы, куда любой халцидонец автоматически переносился по возвращении на планету. Любой ребенок в ОАЗИСЕ в возрасте до тринадцати лет мог заработать домик на дереве, выполняя бесплатные образовательные задания по всей планете. Как только вы получали свой домик на дереве, он принадлежал вам до конца жизни, и никто не мог войти в него без вашего разрешения. Это было всего лишь крошечное виртуальное пространство, но, когда я рос в штабелях, это было первое пространство, которое я мог назвать своим — и единственное, пока я не обнаружил свое убежище.