Игорь Сотников - Гиперпанк Безза… Книга третья

А вот и ответ на загадку его помещения на шпагат. Хозяева этого бандитского пристанища (а какого ещё!), а точнее будет, вот эта япона-мама, раз она так выглядит в своём прищуре на него и в халате с драконами, те ещё жмоты и сквалыги. И они лучше тебя завяжут в какой-нибудь замысловатый морской узел или как сейчас, посадят на без выхода из него шпагат, чем потратятся на наручники или на ту же верёвку, чтобы связать заложнику руки.

Вот до чего может дойти человек и сейчас дошёл Умник, если его оставить в полном неведении происходящего с ним и вокруг, и не объяснить ему, что с ним дальше будет и на что рассчитывают в его случае его похитители. А так бы его похитители, будучи людьми образованными и эрудированными, сразу ему пояснили, что тут да как, – мы тебя прибьём немножко для начала, чтобы вызвать страдание, боль и желание сострадать в глазах твоих родственников, а если они затем окажутся к тебе черствы, равнодушны и скупы, как последние сволочи, то уж не обессудь за то, что мы тебя до смерти прибьём, всё-таки ты сам виноват в том, что выбрал для себя вот таких скупых родственников, – и Умник с лёгкой душой сейчас бы пребывал и не мучался неизвестностью, зная, что его впереди ждёт, и пальцы ему хотят отрезать не из-за изуверских соображений, а люди на всё это дело смотрят с рациональных и трезвых позиций.

И Умник, будучи в курсе всего того, что его впереди ждёт ещё как заранее чем его похитители, – не повезло мне точно со своими близкими родственниками, сволочь мой дядя олигарх, он быстрее удавится, чем за меня хоть копейку заплатит, – естественно, попытается взять сложившуюся ситуацию в собственные руки и попытаться вырвать плоскогубцы у подручного японы-мамы, чтобы с помощью их вывести из строя подручного японы-мамы, а затем и саму япону-маму. Что будет куда сложнее сделать, учитывая хотя бы то, что боль в затёкших ногах Умника вновь ему отдалась и он был вынужден перестать себя тешить всеми этими, не имеющими ничего близкого с реальностью фантазиями. Хотя то, что он так размашисто зафиксирован на грязном и притом бетонном полу, говорит о том, что от фантазии до реальности один шаг.

Но сейчас и в самом деле не до всего этого, когда между японой-мамой и мальцами завёлся свой загадочный разговор.

Правда сперва эти мальцы с ложками в руках, как в одном фильме, как ещё и сразу подумал Умник, как только их увидел и в его памяти всплыла точно такая же картинка (а всё это им вообще удивительно объяснялось: «И то действие с «дипломатом», точно так же картинно выглядело. Вот только из какого фильма, не помню»), начали постепенно выправлять свои взгляды, отрывая своё наблюдение за своим отображением на зеркальной поверхности ложек, – а на какой чёрт ещё они туда смотрят, не вертеть же или сгибать их в самом деле хотят, – очень разумно мыслит Умник, – и обращая свои пустые взгляды в сторону Умника.

И каким бы чувством юмора не обладал Умник, ему эти взгляды на себя пустоты сознания совершенно не показались смешны и у него даже по спине пробежали мурашки. – Так засмотрят к чёрту. – Расплевавшись про себя, Умник был вынужден отвести свой взгляд на япону-маму, кто так не агрессивил в его сторону.

А япона-мама, в общем-то задала вопрос этим самовлюблённым нарциссам, и ждёт от них на него ответа. А нарциссы, уж до чего точно подметил за ними этот их внутренний состав Умник (он всегда в себе замечал вот такое умение в раз в человеке отмечать его самую броскую характерность), как люди эгоцентрики в первую очередь, вот так сразу не собираются отстраняться от себя и своих мыслей, и переключаться на что-то другое, на которое им указывают не их внутренние побуждения, а чей-то там эгоцентризм со стороны. Их дзэн любви сердца к себе, а через себя к этому миру, который людьми завистливыми, неграмотными и непросвещёнными, как Умник, ищущих печаль своего духа на непонимании миротворения вокруг, называется нарциссизмом, требует своего сосредоточения для передачи от сердца к сердцу просветления.

В общем, как склонный всё утрировать, подвергать сомнению и квалифицировать под свою шкалу ценностей Умник думает, то они там, в этих отражениях своих серебряных ложек, с которыми во рту они родились, ещё не всё насчёт себя надумали, – Свет мой, ложечка! Скажи. Да всю правду доложи: Я ль на свете всех истенней, всех просветлённей и светлее? – и сейчас через пелену своего дзэна на всю их голову, пытаются пробить путь озарения в его сторону. Вон как они упорно на него смотрят, и бл*ь, всё равно ни хрена не видят. А может и того больше, не собираются замечать это пустое для вселенского мироздания место, или даже пусть песчинку.

На что Умник, чисто из моральных и научных соображений, а не из-за обиды на их снобизм, который они прикрывают этим своим типа просветлённым дзэном, открывающим им глаза сознания только на свет души людей, а если в них нет такого сознания Кришны, то о чём с тобой ещё можно говорить, имеет, что сказать им против таких пристрастных взглядов на себя.

– И песчинка, если на то пошло, как объект создания, созидания и сознания вселенского разума, который и её зачем-то предусмотрел и создал, тоже имеет право на своё существование и смысл. – Вот что имел сказать Умник, с вот таким сознанием себя смотря на этих больше, чем он умников.

И эти нарциссы, большие умники по мнению Умника, осознали свои ошибки на его счёт. Что и выразилось в то, что ложки в их руках синхронно согнулись в сторону японы тётки, так будет вернее и точней для Умника её называть. Всё-таки япона-мама это – не подтверждённое родственными связями именование, в отличие от тётки, которой может быть любая обстоятельная женщина со стороны.

А вот япона тётка посмотрела на эту ложечную податливость, как на склонность нарциссов перекладывать всю ответственность на принятие решений в её сторону. – И что всё это значит? – с долей возмущения задалась этим вопросом япона тётка. – Опять мне всё за вас решать! – добавила япона тётка и посмотрела на Умника, на это горе луковое с васаби в себе жёстким взглядом. Типа что мне с тобой теперь делать.

А Умник так затёк в ногах, что у него не осталось в себе ни капли приветствия и желания искать компромиссы. Он требует немедля решить этот затяжной вопрос с собой. Всё-таки ему так раскорячилось и сейчас приходится испытывать в себе все эти не предусмотренные его духовной и телесной составляющей растянутости, что тут не до приветствий и тому подобного этикета. – Давай уж решай этот вопрос со мной. – Так и говорит измученный взгляд Умника, решившего, что без этого театрального аспекта своего представления, до сердца зрителя одним только словом не достучишься.

А япона тётка, как почему-то про себя ожидал Умник, начинает себя вести не так, как того бы он хотел. – А ты, посмотри-ка, как его перекорёжило. – С какой-то удивительной насмешкой и язвительностью называет очевидные вещи япона тётка, кивая головой в сторону Умника. И вот спрашивается в первую очередь Умником, к чему это она сказала, когда и без всех этих её замечаний, это и так ясно. И надо отдать должное нарциссам, они никак внешне не проявили солидарности с японой тёткой, готовой насмехаться над чужой болью и затруднением.