А. Седых - Башня Континуума. Слава Резонансу

2.

В понедельник, 8 января 512 года Дэниэл впервые прибыл в Копилку в своем новом статусе президента Корпорации. Хотя он приехал в восемь утра, до своего кабинета добрался лишь четыре часа спустя. Предварительно ему пришлось пообщаться с сотнями репортеров, которые караулили его у входа в Копилку, невзирая на лютые морозы. Непонятно, отчего их не пустили в теплый вестибюль. Глядя на их посиневшие физиономии, Дэниэл даже испытал к акулам пера нечто вроде жалости. В конце концов, он сам полтора года работал репортером в газете «Вестник Республики». Пока редакцию не взорвали полоумные луизитанские адепты Культа Короля.

Поболтав с репортерами о финансах и политике, и попозировав перед футур-камерами с винтовкой и в новой, очень модной, шляпе, в сопровождении своих пятидесяти злющих охранников, Дэниэл направился к лифтам, и через пять минут уже входил в штаб-квартиру Корпорации. Еще через пять минут он выступил перед восьмью сотнями подавленных сотрудников головного офиса «Ланкастер Индастриз», зачитав речь, в которой декларировалось, что, невзирая на смену руководства и политического режима, Корпорация продолжит процветать и развиваться. Потом он отправился на заседание совета директоров. Потом – на внеочередное заседание правления Ланкастеровского Делового Центра. После чего уже отправился к старику Мерфи.

В обычной ситуации Мерфи бы первым делом поставил новоиспеченного президента навытяжку и задал бы этому сопляку первостатейную трепку за прошлые, а равно и будущие прегрешения – авансом, так сказать. Но сейчас председатель совета директоров был слишком счастлив для нотаций и нравоучений. С шести утра каждые десять минут он получал триумфальные сводки о продажах Девятьсот Двадцатых. В полдень Мерфи поразил адъютантов неслыханной просьбой – откупорить бутылку лучшего шампанского. К тому времени, как Дэниэл зашел, старик неспешно допивал всего второй бокал, но, кажется, находился слегка навеселе. Да и много ли требовалось его немощному, иссохшему, опутанному трубками и напичканному сильнодействующими медикаментами телу, прикованному к инвалидной коляске. Наверное, именно вследствие своего чрезмерно приподнятого настроения старик целый день сегодня старательно избегал появлений на публике.

– Добрый день, мистер Ланкастер. Как ваши дела.

– Неплохо, – откликнулся Дэниэл наигранно бодро. Он еще даже не приступил к своим непосредственным обязанностям, а уже вымотался до полусмерти. К губам приклеилась дурацкая улыбочка, а галстук душил, как удавка. – А ваши.

Дряхлый упырь улыбнулся столь светлой, мечтательной улыбкой, будто бы только напился свежей младенческой крови.

– Превосходно. В жизни не чувствовал себя лучше. Сказать, что наши Девятьсот Двадцатые расходятся, как горячие пирожки – значит, не сказать ничего. Впервые в жизни признаю, что ваш брат полностью заслужил носить свое надменное, высокомерное лицо.

Старик не шутил. Перед тем, как отправиться на работу, Дэниэл успел посмотреть выпуск новостей. Ажиотаж вокруг Девятьсот Двадцатых поднялся беспрецедентный. Около фирменных магазинов Корпорации собирались многотысячные толпы, и уже поступали сведения о сотнях пострадавших и десятках погибших в давке. Это потребительское безумие творилось повсюду, в столице и провинциях, в маленьких городках и крупнейших мегаполисах. Кое-где продажи привели к настоящим беспорядкам, и унимать покупателей пришлось отрядам Гражданской Милиции при помощи водометов и плазмошокеров. Впрочем, жертвы лишь поспособствовали грандиозному скачку и без того феерических продаж Девятьсот Двадцатых.

– Что думаете на сей счет? – поинтересовался старик, разглядывая новоиспеченного президента.

– Я думаю, эти придурки – полные придурки!

– Ох, как невежливо по отношению к нашим дорогим, уважаемым клиентам…

– Ну, ведь вы спросили мое мнение. Я вас за язык не тянул, – огрызнулся Дэниэл.

– Надо полагать, вы считаете придурками вообще всех людей, а себя самого – самым умным, не правда ли.

– Что поделаешь. Так устроен этот мир.

Мерфи явно вознамерился растолковать заносчивому сопляку, кто здесь в действительности самый умный, но глухонемой адъютант положил перед ним на стол очередную блистательную сводку продаж. Улыбка дряхлого вурдалака сделалась еще шире, если это было в принципе возможно. Казалось, его лысая голова сейчас треснет, как переваренное яйцо.

– О, – сказал он, – ваш брат – гений. Гений!

– А также бог, – пробормотал Дэниэл под нос, – и еще – Император.

Мерфи перестал улыбаться. Его на диво густые, клочковатые брови съехались к переносице.

– Регент при малолетнем наследнике престола, – поправил он Дэниэла желчно.

– Разве это имеет значение? Просто пустые слова. В ближайшие двенадцать лет Кит будет Императором. Если выживет. И если хоть кто-то согласится признать его законным государем, кроме его полоумных приятелей сэйнтистов.

Мерфи погрозил Дэниэлу желтым, скрюченным артритом, узловатым пальцем.

– А тут вы неправы. Есть принципиальная разница между регентом и государем. До сих пор не пойму, зачем лорд Ланкастер взялся спасать мальчишку. То была исключительно его личная инициатива. Надеюсь, у него хватит ума и силы воли перебороть ненужные сантименты и избавиться от щенка.

Теперь слухи о том, что Мерфи – всамделишный вурдалак, перестали казаться Дэниэлу забавными. Он даже пожалел, что явился сюда без осинового кола, гирлянд чеснока и револьвера, заряженного серебряными пулями. Избавиться от шестилетнего мальчугана? Это было слишком для него. Это было слишком… для всего.

– Убить ребенка?

– Ах, мистер Ланкастер. Я неплохо осведомлен о ваших подвигах, и вы далеко не агнец Божий. Откуда взялось ваше прекраснодушие? И я ни единым словом не обмолвился об убийстве. Достаточно, чтобы юристы составили кое-какие бумажки…

– Отречение от престола?

Мерфи, будто спохватившись, кивнул Дэниэлу на кресло для посетителей. Дэниэл сел.

– Именно. Хотя это не вашего ума дело, молодой человек. Лучше расскажите, как вам здесь.

Дэниэл огляделся. Кабинет председателя совета директоров тонул в сыром, влажном, раскаленном полумраке, который пропитался запахами камфары и эфирных масел. За спинкой инвалидной коляски Мерфи обрисовывались неподвижные силуэты шести облаченных в белое глухонемых адъютантов, ожидающих распоряжений хозяина.

– Уютненько. Как в склепе.

– Нет, я имел в виду, каково вам здесь, в Копилке?

Дэниэл не знал, что ответить на этот вопрос. Он никогда ее не любил. Копилка воплощала все, что он так истово презирал – власть, успех, деньги, потребительство, возведенное в абсолют, в ранг высочайшей добродетели и единственной ценности. Копилка была всем этим и стократ большим. В этих стенах располагались тысячи магазинов, торгующих чем угодно – от подержанного хлама до бриллиантовых украшений стоимостью в десятки миллионов империалов. Рестораны, кофейни, пиццерии, устричные, кондитерские, бары. Нотариальные конторы. Юридические фирмы. Похоронные бюро. Часовни. Роскошные бутики. Крытые катки. Офисы. Гостиницы. При желании в Копилке можно было провести целую долгую, полноценную жизнь, никогда не покидая здание. Разумеется, если хватало финансовых средств. И если вы не страдали агорафобией, клаустрофобией или боязнью высоты.