А. Седых - Башня Континуума. Слава Резонансу

Не успел генерал опомниться, как существо схватило и всосало в себя с десяток злополучных членов их экспедиции. Сабри схватился за саблю, но его страшные удары не произвели на тварь никакого впечатления, как и залпы лучевых винтовок. Ему сделалось кристально понятным, что это конец, но тут заработали сирены, возвещая наступление часа Сопричастности, и тварь утекла под землю – поклоняться своим ушедшим богам.

– Наше спасение, конечно, было истинным чудом. Потому что для уничтожения этой биомассы нам бы понадобились, как минимум, с десяток нейтронных бомб, которых у нас не было. Я даже не стал препираться с этими кретинами, когда они восславили Отца. Кто знает… возможно, эта тварь действительно испытывала интерес к благополучному завершению нашей voyage pour le plaisir 2 2 Увеселительная поездка (фр.) .

Кит понял, что этот кошмар был лишь прелюдией к настоящему кошмару, и, увы, не ошибся. Пользуясь временным отсутствием чудовища, выжившие сэйнтисты направились в медицинские лаборатории министерства Фатализма, где в холодильных камерах, наконец, отыскали то, что было им так необходимо.

– И что же это было?

– Штамм вируса Унификации. В аккуратной пробирке. В великолепной целости и сохранности.

Кит все еще не понимал, что это значит. Или не хотел понимать.

– Не хотите ли вы сказать…

Сабри кивнул.

– Да. Именно это я и хочу сказать. Теперь специалисты Сэйнта в поте лица трудятся над тем, чтобы, так сказать, скрестить СДФ и вирус Унификации. Разумеется, это их главная задача. Задача второстепенная, но тоже крайне важная – сделать этот Супер-Дупер-Вирус фантастически, максимально заразным.

Кит был ошеломлен.

– Но… зачем это Сэйнту? Что из этого может получиться? Может ли из этого получиться хоть что-то?

Генерал улыбнулся приятной, мертвой, стылой улыбкой.

– Из этого может получиться любовь, милорд… много, много любви.

– Что?

– Любовь к Отцу Аваддону будет передаваться не проповедями и страстными речами, не листовками и воззваниями, не огнем и мечом, а воздушно-капельным путем. Мгновенное заражение и мгновенное преображение. Вероятно, в силу генетических особенностей к этому вирусу окажутся устойчивыми только наши азиатские знакомые из Синдиката. Правда, к тому времени они будут уничтожены. С вашей помощью, в том числе.

1.

Тот непогожий ноябрьский день 498 года Освобождения не предвещал выдающихся событий. Ричард скучал на совещании по текущим вопросам с главами отделов, дожидаясь, пока стукнет четыре пополудни, и он на законных основаниях сможет угощать себя коктейлями. Кит сидел рядом, с очень собранным лицом выслушивая отчеты служащих и делая пометки в блокноте. Пару недель тому назад сиятельный папаша заперся в винном погребе, предварительно официально назначив своего девятнадцатилетнего сына первым вице-президентом Корпорации, временно исполняющим обязанности Президента. Ричарда же в связи с этим понизили до второго вице-президента, по какому поводу Кит нервно поинтересовался, не обиделся ли дорогой друг детства и юности

– Нет.

– Ты уверен?

– Ну, в конце концов, на этом здании написано твое имя, не мое.

– Теперь это звучит так, словно ты на самом деле обиделся.

– Не мели чепухи. Какое это имеет значение?! Просто забудь об этом, ладно.

Но Кит, конечно, ничего не забыл, и даже две недели спустя, даже на совещании умудрялся коситься в сторону Ричарда – то ли вопросительно, то ли подозрительно, Бог его знает. Наконец, это заметил и старик Мерфи, который ассистировал двум соплякам, но на деле ждал, когда они сядут в лужу, чтобы он мог их всласть отчитать.

– Знаете, Кристофер, – сказал он, когда совещание закончилось, – лорд Торнтон в действительно совершенно нечестолюбив. И это нехорошо. Откровенно говоря, я считаю, он был бы лучшим главой Корпорации, чем вы.

– Правда? Почему?

– Потому что вы из-за вашего нездорового перфекционизма сходите с ума из-за любой безделицы, тогда как лорду Торнтону искренне плевать.

Ричард не был уверен, что это характеризует его с лучшей стороны. Было ли ему правда искренне плевать? Но он не успел как следует предаться размышлениям на эту тему, когда к ним заглянул начальник службы безопасности Корпорации.

– Прошу прощения за вторжение, князь светлейший, – проговорил он на уни-глаголице, адресуясь к Киту, – как самочувствие их милости? Он еще не поправился?

Кит поглядел в сторону, представив отцовское лицо, как бы плавающее в черных безднах винного погреба наподобие белой, мертвой луны.

– Нет.

– Видите, я же объяснял, их милость сейчас недоступен, – сказал начальник службы безопасности, обернувшись через плечо к кому-то в коридоре.

– Как так – недоступен, – отозвался плаксивый, задыхающийся голос. – Что значит – недоступен? У нас чрезвычайная ситуация!

Ричард привстал и углядел обладателя плаксивого голоса – солидного господина лет пятидесяти пяти в очках и лабораторном халате, наброшенном поверх темно-серого делового костюма. Кит тоже привстал и посмотрел в ту сторону.

– Знаешь, кто это? – прошептал он, наклоняясь к Торнтону.

– Нет.

– Директор Объекта.

Ах, да. Объектом называли подземный испытательный комплекс Корпорации, настолько секретный, что его называли Объектом даже в официальных документах – чтобы запутать шпионов и потенциальных противников. Ричард, например, уже слегка запутался.

– И зачем он явился, да еще в разгар рабочего дня?

– Не знаю.

– Пусть зайдет, послушаем, – предложил старик Мерфи, лязгнув челюстями.

Директор зашел. Судя по его смятенному лицу, он был в панике. Его мутный взор рывками и зигзагами переместился к Киту.

– Кристофер. Это вы?

– Господин директор.

– Вы меня помните?

Еще бы Кит его не помнил. Невзирая на респектабельный облик, директор был знатным пыточных дел мастером, путем неимоверных моральных и физических страданий превращающий зеленых новобранцев в матерых воинов Корпорации. Он же принимал участие в разработке информационных матриц для военных клонов. Потом его привлекли в Программу, где он в полной в мере реализовал свои садистские наклонности, делая из маленьких детей машины смерти. Кит участвовал в Программе, когда ему стукнуло четырнадцать, и не на протяжении долгих лет, как Дэнни, а всего три месяца, но от воспоминаний до сих пор трясло и передергивало, несмотря на то, что большинство из них были навеки стерты амнезиаками.

– Еще бы я вас не помнил. Всех вас. Не помогли даже амнезиаки. Ладно. Что стряслось.

– Ваш брат…

Кит моментально похолодел.

– Дэнни? Что с ним? Что вы с ним сотворили? Он мертв?