Олег Авгуров - Пластмассовые лица. Часть вторая

Амелия ушла на кухню. В труде и домашних заботах она надеялась переварить эту грязь, которой пришлось измазаться сегодня. Но мытьё посуды и уборка не сильно помогали. Признаться, она переживала за Джонни гораздо сильнее отца – не потому, что она больше его любила, а просто потому, что она была женщиной и матерью.

На душе у неё было очень неспокойно. В груди всё сжалось, превратившись в твёрдый, тяжёлый и крайне чувствительный комок, который, пульсируя, распространял эту угнетающую тяжесть по всему телу. Руки от этого становились неподъёмными и совершенно отказывались слушаться, ноги – ватными, а голова распухала, как перекачанный мячик. Амелия даже успела разбить одну тарелку. Она посмотрела на осколки, разлетевшиеся по полу, и снова заплакала. Она пыталась прийти в себя, правда пыталась, но ничего не получалось. Не думала она, что под старость лет ей Господь пошлёт такое испытание. Неужели было недостаточно Мэри? Джонни… Их предмет гордости, их маленькое чудо… Какой блистательный путь… Каким благосклонным оказался к нему мир вначале, как жестоко он обошёлся с ним в последствии. За что? Может, это плата за самонадеянность? Может, они не заметили, как, восхищаясь его достижениями, восхваляя его целеустремлённость, слишком возгордились им? Плач сменялся молитвами, которые Амелия по привычке читала шёпотом, постоянно крестясь, и только тогда становилось чуть-чуть легче.

Впереди их ждала бессонная ночь…

***

На следующий день состояние родителей Джона не улучшилось. Они, прожившие столько лет в религиозной общине, видевшие, как вера во Христа спасает людей и преображает, не могли принять такого греха. Теперь было понятно, почему на них так смотрят соседи и знакомые, почему сторонятся, почему друзья отказываются заходить в гости. Это был позор и подрыв доверия. Многие в городке считали, что Джонни как коренной житель Реддинга будет проповедовать ценности и идеалы того места, где он родился и вырос, но на лицо полная трансформация сознания. Как же реалистично он играл… Талант приумножился многократно, затмив собой все грани дозволенного. Подобно тому как пытливый ум учёного позволяет ему проникнуть в основы мироздания и создать нечто новое, нечто совершенно удивительное, но противоречащее самой жизни, например, оружие массового поражения, так и талант требует воплощения, несмотря ни на что. Это энергия беспристрастна, и ей абсолютно неважно, как она будет использована: во благо или во зло.

Днём родителям Джона позвонила их старшая дочь Эмили. Трубку поднял Томас.

– Привет, пап. Ну как вы?

– Привет, Эмили. Так… – Томасу не хотелось разговаривать.

– Вчера мама просила, чтобы я приехала. У меня сейчас не получается, к сожалению. Если только вечером, хорошо?

Том тяжело вздохнул.

– Всё в порядке, пап? Что-то случилось? – спросила Эмили. Она была осведомлена, что сегодня с родителями должен был говорить пастор, но не знала, что он собирался им рассказать, поэтому боялась задавать открытые вопросы.

– Да, наша девочка, да, Эмили, случилось, – Томас заплакал. – Случилось. Случилось! Что-то случилось! Почему только с нами? Почему с нашим сыном, я не могу понять? – вдруг заорал он в истерике.

Эмили поняла, что скрывать было больше нечего, – родители всё знают.

– Пап, успокойся. Слышишь? Не волнуйтесь. Уверена, на то есть причина. Так и пастор сказал. В мире шоу-бизнеса не всё так просто, как кажется на первый взгляд. И думаю, Джонни скоро объяснится. Ты ему звонил?

У Эмили и Джона всегда были посредственные отношения, но она почему-то частенько защищала его в глазах родителей и всячески огораживала от их упрёков.

– Нет, – ответил Томас слабо.

– Может, он сам звонил вам?

– Звонил. Перед премьерой. Сказал, не ходить на неё.

– Это я знаю. А после?

– Нет, после не звонил.

– Тогда, возможно… – начала было Эмили, но Томас её перебил:

– Он же взял с нас обещание! Я ещё и перекрестился, старый дурак! Верю всему! Верю на слово! Верю в честность! В правду! В то, что мой сын живёт достойной жизнью! А он! А он… – у Томаса не хватало слов выразить своё негодование.

– Как там мама? – Эмили решила немного переключить отца на другую тему.

– Совсем плохо. Почти не разговаривает и молится постоянно.

– Ты её успокой, пап. А я сегодня вечером к вам заеду, где-то часиков в восемь. Ладно?

– Ладно…

Из детей Вайеров Эмили была самой пунктуальной и ответственной. Вероятно, сказывалось то, что она была самой старшей. Приходилось с самого раннего детства помогать родителям: убирать, готовить, следить за младшими братьями и сёстрами, отводить их в школу. Поэтому, если Эмили говорила, что придёт где-то к восьми, то приходила она ровно в восемь, ни минутой раньше, ни минутой позже, будто появлялась у дверей заранее и смотрела на часы, ожидая того момента, когда будет пора нажать клавишу звонка. Так произошло и в этот раз: как только часы показали ровно восемь, в дверь позвонили.

С первого взгляда было понятно, в каком родители пребывают состоянии. Эмили усадила их на диван и начала подробно расспрашивать о том, как они всё узнали. Она, как могла, успокаивала их во время этого очень сложного разговора. Родители высказывали самые худшие предложения, какие только можно было представить. Видно было, что страх владеет их умами. Однако Эмили пыталась как-то настроить их на другой лад и каким-то образом оправдать поступок Джона. О звонке брата перед премьерой она рассуждала примерно так же, как и пастор, предполагая, что Джон прекрасно понимал, как отреагируют родители и вообще все жители Реддинга. Он знал, что совершил нечто дурное, а значит, возможно, был вынужден поступить так. Два часа пролетели как один миг. Но терпеливая Эмили добилась своего: в глазах родителей свернула искорка облегчения, а в разговоре всё чаще стали мелькать фразы «он не знал», «он беспокоится о нас», «видимо, он и правда не мог» и т.д. Примерно в пол-одиннадцатого Эмили, видя, что родители немного пришли в себя, покинула их, но пообещала, что завтра в это же время обязательно заедет снова.

Родители с тоской в глазах проводили её. Им сейчас была очень необходима чья-то поддержка. И, возможно, только благодаря усилиям дочери, им удалось как-то совладать с происходящим. На следующий день Эмили опять появилась в это же время, как и обещала.

– Привет, пап. Привет, мам, – она впопыхах поцеловала обоих. – Вы смотрите телевизор? – спросила она вдруг прямо с порога.

– Нет, – ответил безучастно отец.

– Включайте скорее третий канал. Там у Джона берут интервью в прямом эфире. Возможно, он что-нибудь расскажет о том, что происходит?

В глазах родителей промелькнул лучик надежды. А вдруг сейчас все их догадки по поводу того, что у Джона не было другого выбора, подтвердятся? Вдруг Эмили права, и Джон каким-то образом всё-таки прольёт свет на то, что случилось, как-то объяснит свой поступок, как-то намекнёт о том, что на самом деле происходит, даже если у него и нет такой возможности? Ведь он упоминал какие-то несколько дней. Вдруг это тот самый момент?