Павел Хицкий - Три рассказа о будущем

Фотограф Павел Хицкий

© Павел Хицкий, 2019

© Павел Хицкий, фотографии, 2019

ISBN 978-5-4490-7441-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Люди с детства казались Янису странными. Вот один вышел из пневмотакси у ресторана и вместо того, чтобы пойти к пузырящейся витрине и протиснуться сквозь нее, задергался, снял с себя фиолетовую жилетку и понюхал ее, как цветок. Другой, старик с искусственной ногой, завернутой в красный хитиновый панцирь, подошел к первому, подпрыгнул и ударил рукой по чему-то невидимому слева от него, вероятно большому и опасному.

Говорить с людьми Янису тоже было сложно.

– Как отсюда пройти на Бривибас? – спросил Янис.

– Три обезьяны, – ответил продавец мороженного-шмелей. Они летали вокруг, гудели и угрожающе подергивали брюшками. – У третьей сворачивай назад, если увернешься.

В школе, в деревне, где провел детство Янис, учитель объяснял ему людские странности так: у них в головах есть штуки, которые позволяют ощущать то, чего нет. И люди путаются между тем, что они видят вокруг, что живет у них на сетчатке и что им кажется.

Они слышат внутри себя телефонный звонок – в моду снова вошли ретро-звонки, однообразные и навязчивые, как будильники – и не знают, действительно он звонит, или нет. Или видят, как по улице идет огромный скорпион, но его видят только они – они и сами не знают, направил ли этого скорпиона им в глаз рекламный бот, или его не существует вовсе.

Янис не видел воображаемых скорпионов. У него в голове не было технических штук. Психиатр, осматривавший его каждый год, только качал покрытой водорослями головой, вздыхал и говорил:

– Нет, Янис, с твоими нейронами никак нельзя. Ты умрешь примерно через час.

В десять лет Янис плакал, в тринадцать мечтал о нелегальном магазине, в котором ему все-таки вживят что-нибудь в мозг, а к двадцати годам почти смирился с ущербностью.

Янис пробовал понять, как живут другие. Этим утром, проплутав по городу лишние полтора часа и не заметив ни одной обезьяны, он снова пришел в огромный пустой зал бывшей телефонной станции. Внутри лежали маты, как на уроках физкультуры, а вдоль стен висели подключенные к проводам иллюшлемы. Внешние иллюзии не пользовались спросом, иллюзалы пустовали, но этот, в пригороде, еще работал.

Он надел шлем, немного поотбивался от гигантских пауков на Венере, спустился в каноэ по Амазонке и поплавал вдоль полумертвого Великого кораллового рифа. Но не почувствовал при этом почти ничего. Шлем по-прежнему не мог дать ему главного. Людей в иллюзалах больше не было, и Янис везде путешествовал один. Он совсем не мог понять той радости, о которой рассказывали на входе в бывшую телефонную станцию старые рекламные роботы.

Он не мог ощутить смеси фантазии и эротических эмоций, которая появлялась, когда двадцать лет назад в иллюзалах собирались десятки людей – они смотрели друг на друга в антарктическом буране, грелись у костров в иглу и щупали друг друга, синхронно растягиваясь на цветных матах. Родители зачали Яниса в иллюзале, но он об этом, к счастью, не знал.

Янис вернулся домой и принялся дрочить, глядя на огромный экран, купленный у старьевщика в Болдерая. Из него выступали груди, которые нельзя пощупать, и влагалища, в которые нельзя войти. Иногда он пытался пригласить домой девушку – и пару раз ему удавалось. Янис, в дырявой рубашке, с торчащим из кармана разбитым экраном, с помощью которого он звонил, и примитивным, гнусавившим переводчиком на поясе, выглядел чудищем из дальнего прошлого – но был высоким и худым, черные волосы сбегали по его плечам, как змеи на античных амфорах. Девушкам он поначалу казался просто чудным.

Но глядя на комнату, уставленную древними приборами, как музей, девушки говорили: «Отстой». В моде были пустые, стерильно чистые квартиры, кровати и шкафы в которых вываливались из стен по мысленному пожеланию и возвращались обратно, когда в них больше не было нужды. А когда гостьи понимали, что он не может увидеть того, что видят они, неспособен ни присоединиться к празднику инцеста в Берлине, ни заняться сексом на крыле ретро-боинга, летящего через Атлантику, ни банально отрастить себе шесть рук, они останавливались, дописали смешанное с экологичной марихуаной водорослевое вино и отчаливали.

– Бедный инвалид, – погладила Яниса по голове пышная любительница ретро со страусиным пером на голове, все-таки решившаяся попробовать. – Будь ты искусственным, из тебя бы вышел отличный фаллоимитатор.

Каждый год в июне Янис ездил в деревню и шел на могилу родителей – они погибли в катастрофе 2045-го. Линия пневмотакси через Даугаву рухнула во время испытаний, завалив осколками здание Национальной библиотеки и последние деревянные хижины на острове Закусала. Родители Яниса были инженерами, они участвовали в проверке и погибли вместе с рабочими и директором строившего пневмотакси шведско-китайского консорциума. Янису тогда исполнилось три. Он остался сиротой, и его взял на попечение учитель деревенской школы.

Учитель Айварс каждый год приглашал Яниса на Лиго, и это был единственный праздник, на котором Янис чувствовал себя не совершенно чужим. На солнцестояние зажигали настоящий костер и плели дубовые венки – стоя в венке у костра с кружкой сваренного Айварсом пива Янис испытывал блаженство, как в детстве, когда отец перед сном гладил его по голове и рассказывал про Лачплесиса.

Перед праздником Янис ходил на кладбище. Памятников на нем почти не было, люди видели над газоном обелиски изнутри своей головы, и это их вполне устраивало. Иногда на траве виднелись черные точки, шарики, пластиковые пирамидки и другие знаки, чтобы не перепутать место упокоения родственников, если в передаче данных по воздуху случится сбой. В дальнем углу кладбища, у старых могил, появившихся до цифрового века, стоял скромный памятник из серой гранитной крошки – с надписью «Якобс и Лайма Роднекс».

На этот раз Айварс пришел на кладбище вместе с Янисом. Он надел на лысину зонт, укрывающий ее от солнца. Перепонки вокруг пальцев ног Айварса стали еще шире – он увлекался подводным ловом и периодически ездил в Ригу наращивать их в медицинском центре. Нержавеющий протез, заменяющий учителю левую руку – после встречи с робокабаном, которого Айварс заметил у леса несколько лет назад и счел порождением собственного ума, – поблескивал желтым.

– Ты ведь не читаешь газет? – спросил Айварс, глядя поверх потертого прямоугольного камня. Янис знал, что учитель видит на кладбище что-то еще, он как-то сказал, что Якобс и Лайма стоят тут перед ним, как живые.