Евгений Максимов - Тот, кому нельзя доверять

— Раз надеешься, значит не будет — именно так ты и живешь. В детстве ты, вылезая из утробы матери, ощупал всё своими маленькими ручонками и решил, что это и есть мать — самое святое и нужное в жизни. Ведь там было тепло и уютно, никогда не было слишком ярко, или слишком шумно. Тебя сытно кормили и не принуждали делать что-либо. Первая фотография! И даже по прошествии стольких лет ты, даже зная, что никогда туда не вернешься, считаешь её лучшим человеком на земле. Первая фотография! А потом тебя воспитывали и ты продолжал фотографировать. Вот грудь, кормящая тебя молоком — вкусно. Ты и сейчас, когда спишь с женщиной, пытаешься поласкать её грудь, хотя и знаешь, что молока тебе уже не дождаться. Дальше — бутылка с соской — не так вкусно, но всё же весьма питательно. Но вот ты взрослый и знаешь, что даже на бутылку с соской нужны деньги. А некоторые даже специально покупают детский корм, говоря, что это помогает им качаться. Фотографы, блин… Потом тебе показывали разные вещи и разных людей, и что-то рассказывали о них. Ты, может быть, и не подозревал бы о существовании всего этого, но тебя заставили сфотографировать и запечатлеть в своей памяти сам факт их существования. А сколько всего ты не видишь?

— Не знаю… К чему ты ведешь?

— Разве это важно? Впрочем, твоими самыми важными фотографиями были книги. Они сделают любого фотографа по-настоящему счастливым. Они сами по себе являются фотографиями — мертвые буквы на мертвых страницах. Но, как легко их фотографировать. И ты занимался этим всё своё сознательно детство с тех пор, как тебе внушили, что ты умеешь читать. Они всё дают необыкновенно чёткие и красивые снимки, но так ли ты уверен в том, что эти картинки истинны? Сколько раз ты уже был обманут? Тысячи раз — это и твоя мать и её грудь и игрушки, которые казались совсем живыми, стоя на витринах магазинов. Это и школа, которая виделась тебе храмом знаний, в котором каждый со счастливым лицом наполняет свой мозг новыми и новыми фотографиями. Итог — один. Всё стирается, снимки, казавшиеся живыми, превращаются в гротескные картинки, на которые даже смотреть тошно. И чем дальше, тем хуже. Герои всех любимых книг давно мертвы, или даже не живут в твоё время. Некоторые жили столетия назад, некоторые еще даже не родились. С теми, кто жив сейчас, встретится невозможно, а если судить по жизни, которая нас окружает, то их и вовсе нет в этом мире. Может быть, они живут где-то в параллельных мирах? Очень похожих на наш, но совершенно отличных во всяческих мелочах, которые не видны при первом взгляде на фотографию. Даже когда вглядываешься невозможно понять, что означает та или иная черточка — некая неуловимая, но очень важная деталь, или всего лишь дефект материала.

— Дефект моих мозгов?

— Тебе не кажется, что твой мозг — это тоже фотография. Причем, раньше он наверняка казался тебе могучим двигателем твоих мыслей, генератором идей, лексическим анализатором и речевым синтезатором, суперкомпьютером, управляющим телом, которое, по сути, тоже не больше, чем не особо удачный кадр на плохонькой дешевой пленке.

— Меня ещё никогда не называли уродом, настолько иносказательно.

— Всё в жизни бывает в первый раз. Главное, что теперь твой мозг в твоих глазах превратился в жалкое подобие на то, чем он казался тебе раньше. Это плохо и хорошо одновременно. С точки зрения подавляющего большинства, которое приняло на веру мощь фотографии, ты безнадежно потерян в своих комплексах. Но если принять на веру то, что абсолютная свобода это отказ от чего бы то ни было, то ты понемногу приближаешься к этой самой свободе, разбрасывая вокруг себя сотни картинок, которые раньше хранил под сердцем.

Да, он никогда не был дураком поговорить. Особенно приняв некоторую дозу алкоголя. Вот и теперь мы сидим в узком неудобном коридоре друг напротив друга и ведём долгие и бессмысленные беседы, в которых я, как всегда, выступаю добровольным слушателем. Может быть даже учеником, или последователем. Люди проходят мимо и с завистью косятся на шеренгу пустых пивных бутылок, которые громоздятся поблизости. Иногда кто-то с недовольным лицом пытается пройти мимо нас и доблестно пытается перешагнуть через наши ноги, не уронив при этом бутылок. Нелёгкая задача, но ей не сравниться с теми проблемами, которые мы обсуждаем. Мы одновременно допили пиво, оставшееся на донышке бутылки и синхронно отставили обесценившуюся тару в сторону. Он на секунду исчез из поля моего зрения, а когда вновь появился, то его руки уже сжимали очередные бутылки.

— А кто же фотограф? — спросил я.

Он поглядел на меня сквозь бутылку, словно она была из волшебного стекла, и позволяла увидеть нечто невидимое невооруженным взглядом. Я последовал его примеру, но это ничего не дало: бутылка была из темного стекла и полностью скрывала всё, что находилось за ней.

— Ты, — ответил он наконец.

— Но я же всего лишь фотография, — я просто не поверил своим ушам.

— Ну и что? — удивился он, — Тебе никто не мешает быть одновременно и фотографом и фотографией. Есть же снимки, изображающие того, кто их сделал?

— Есть… Если зеркало фотографировать.

— Вот-вот, — он сделал глоток и неуверенно помотал головой, — Не совсем правильно, если говорить о тебе лично. Это для других ты являешься симбиозом фотографа и его снимка. А для тебя всё немного по-другому. Во всяком случае, я на это надеюсь.

— И как же это всё для меня? — я даже подался немного вперёд, ожидая услышать страшную тайну.

— А вот так, — в его голосе зазвучали торжественные нотки, — в действительности фотография это не сам ты, а всё то, что в тебе есть.

— Ага… — я даже захлебнулся пивом, услышав такое, — А как?..

— А вот так!

Я повернулся к окну и стал смотреть на звёзды, переваривая поступившую информацию. Значит всё, что есть во мне, это ещё не я. Есть некий кусочек, которого во мне нет, но именно он делает меня самим собой. Мимо прошла девушка, повиливая бёдрами в такт шагам. Я тут же сфотографировал её замечательную задницу, но тут же попытался выбросить эту фотографию — она просто не для меня. Сегодня она разделит постель с тем, кто сидит передо мной…

— А ведь то, чего во мне не хватает, что я был собой — это и есть фотограф, — сказал я таким тоном, словно меня вели на виселицу.

— Вот именно, — печально сказал мне мой собеседник, — вот именно. А поскольку твой фотограф останется с тобой навсегда, ты никогда не сможешь обрести абсолютную свободу. Ты можешь выбросить все свои снимки, но не фотографа, которого в тебе и нет. Но он видит, что все его снимки остаются невостребованными и это вселяет в него обиду, он перестаёт верить этому миру, тебе, тому, что изображено на его фотографиях. Он просто не может поверить во всю эту чепуху. Но поскольку он делает тебя тобой, часть его недоверия передаётся и тебе. И чем больше цветных картинок остаётся за тобой, тем меньше доверяешь тому, что у тебя осталось. А когда не останется ничего, будет одно недоверие.