Алексей Кирсанов - Первый судья Лабиринта

Он так обрадовался, что мне стало неудобно. Я вот совсем не хочу его видеть после вчерашнего. Да и некогда.

— Привет! Слушай, извини, я очень спешу! Светка заболела, а мне нужно врача вызвать.

Я рванул мимо него в холл.

— Постой! Отсюда? Да здесь же варвары…

Но я уже не слушал его, а подбежал к столу справок.

— Девушка, — я приложил руку к груди, — мне вот так вот нужен терапевт!

Краем глаза я заметил, что Андрей при этой фразе скривился.

— А трибунал уже не нужен? — фыркнула девица, покосившись на догнавшего меня Андрея. — Дежурный врач ушла домой. Вызовы обслуживаются до половины восьмого.

— Как — до полвосьмого? — изумился Андрей. — А потом — что?

— Вызывайте «Скорую помощь». Или оставляйте вызов на завтра. Записать?

Я открыл рот, собираясь сказать сразу многое. И «да, записать», и «а кто сейчас на приеме», и что-то еще жизненно важное. Но Андрей сгреб меня в охапку и, не говоря не слова, выволок за дверь.

— Послушай! — остановил он поток моего красноречивого негодования, — я только что был в этом… заведении. Здесь не лечат людей. Здесь им могут только навредить. Что со Светой, скажи?

— Боится, что воспаление легких. Мне и не нужно лечение, она фармацевт. Только послушать! Хрипы и все такое. Да пусти!

— Подожди! — Андрей загородил своим телом дверь, словно амбразуру, — я же корректор! Пойдем, я все сделаю. Все увижу. Все услышу. И хрипы, и стоны. И вылечу. Идем!

Я больше не сопротивлялся.

По дороге мы купили меда, молока и еще большую дыню. Есть с температурой не очень хочется, а вот сочного погрызть…

— Дурак я. Вчера гуляли, она вырядилась в маечку. Не надо было по ветрогону так долго мотаться, — каялся я, когда мы шли к Светиному подъезду.

— Стас!

Я остановился, глядя на Андрея.

— Не вини себя. Эту беду поправить легко, — сказал он грустным-прегрустным голосом.

— Посмотрим! — буркнул я, нажимая кнопку домофона.

Нам открыли сразу — ждали.

— Андрюха, давай не будем говорить, что ты этот… эссенс. А то не поймет еще, не дастся, — заговорил я, когда нам остался один лестничный пролет. Хоть и относительно новый дом, но — пятиэтажка. Лифтов нет.

— Я не понимаю, Стас. Почему в нашем городе никто не знает про эссенциалистов? Здесь что, вообще их нет?

— Думаю — нет, — пожал я плечами. — Я по крайней мере, кроме тебя, никого не видел.

На лице Андрея отразилась крайняя степень удивления. Он даже притормозил на секунду.

— Идем, идем! — поторопил я его. Подумаешь, событие! Эссенсы не водятся. Вот сейчас и узнаем, на что вы годны, товарищ эссенс.

Дверь Света открыла сама, но мы тут же в один голос потребовали, чтоб она отправлялась в кровать.

Светка пыталась возразить, тогда Андрей сделал левой рукой обводящий жест, как будто моет окно.

— Тридцать восемь и два? — спросил он и стал быстро снимать ботинки.

— Угу! А как ты так точно…

— Он — экстрасенс, — предупредил я дальнейшие расспросы и нежелательные ответы, — я не успел вызвать врача. Зато как раз встретил Андрея.

Смотри-ка! И правда могет!

— Свет, где у тебя руки можно помыть? — спросил Андрей, и Светка пошла показать ему ванную. Я в это время отнес молоко и мед с дыней на кухню.

— Ух ты! Здорово! — сказала она, вернувшись. — Что, он и лечит?

— Говорит, что — да! — честно признался я. — Ребенок-то где?

— А я, значит, подопытный кролик. — Светка скорчила страшную рожу. — Катька мультики смотрит. Пусть, а то мешаться будет.

Она снова закашлялась. Появился Андрей, и мы втроем отправились в малюсенькую комнатку. Сразу вспомнилась фраза из какого-то фильма: «Это шкаф, это тумбочка, но это не комната!» Здесь и обитали Света с Катей. В другой, побольше, жили мама с Мариной, а большая — с телевизором, компьютером и пианино — была общей.

Я пробирался осторожно, боясь наступить на многочисленные игрушки, валявшиеся по всему полу. Никогда не видел столько игрушек в одном месте.

— Ложись! — велел Свете Андрей, и пока она залезала на диван, снял пиджак и, повесив его на стул, сел.

— Мне… выйти или как? — спросил я с неохотой. Это что, он тут будет раздевать мою девушку? И, если честно, ужасно хочется посмотреть, как Андрей будет «эссенциалить».

— Как хочешь!

— А что, раздеваться надо?

Сказали мы одновременно.

Андрей посмотрел сначала почему-то на меня, потом — на нее.

Мне показалось, он даже слегка смутился.

— Если честно — положено. Но я могу и так, — сказал он без всяких эмоций.

— Тогда давай так.

Светка вытянулась на одеяле, как солдатик, и тут же закашлялась.

Андрей сложил руки ладонями друг к другу, как китаец перед чайной церемонией. Или японец? Потом протянул ладони к Свете. Подержал сначала, как мне думается, почему-то над желудком, потом — над головой, над шеей, над грудью и так, спускаясь, снова над животом… и чуть ниже. Судя по выражению лица, что-то очень его заинтересовало, даже удивило. Затем, растопырив пальцы, вернулся к той области, где, по моим представлениям, у человека располагаются легкие. И тут мне показалось, что он сидит за клавиатурой! Или за роялем! Ах да, у рояля ведь тоже клавиатура. Но я сначала подумал о компьютере. Впечатление усилилось, когда он стал быстро-быстро перебирать пальцами, то сближая, то отдаляя кисти рук. Ну честное слово — программист! Или пианист. И так он «играл», наверное, с минуту, а потом спросил:

— Зачем ты столько куришь? Все серое.

Светка, видимо, не нашлась что ответить, лишь шевелила губами.

Андрей попросил ее повернуться на бок, на живот, на другой бок и проделал то же самое. Когда Светка вновь улеглась на спину, он сказал, перестав двигать пальцами, но не опуская рук:

— Пневмонии нет. Но бронхит выраженный.

— Воспаления нет? — переспросил я. Он усмехнулся:

— Бронхит ведь — тоже воспаление. Короче — воспаления легких нет. Температуру снизить?

— А можно? — осторожно спросила Светка.

— Можно. Но — надо ли? Это ведь защитная реакция.

— А как-нибудь по-другому защитить нельзя? — взмолилась Света.

— Можно, — снова ответил Андрей. — В паутину полезем или локально?

— Чего? — спросила она. Ну я ведь просил!

— Ах, да. Ничего, все нормально, сейчас.

Он снова поднял руки к ее голове. И на этот раз стал совершать такие движения, будто вытягивает нитку из клубка. Я сразу почему-то вспомнил маму. Когда мне было лет четырнадцать, а Кириллу — восемь, он притащил откуда-то котенка. И вот этот кот, как и положено всем порядочным котам, уволок мамин клубок и катал, катал его по комнате. А потом мама сидела и распутывала, распутывала, и вновь и вновь тянула нить…

Вот то же самое делал сейчас Андрей. Он быстро закончил «прясть» над Светиным лбом, потом принялся «сучить нити» над грудью. А Светка, до сих пор кашляющая почти без перерыва, наконец перестала. Я устал стоять и присел прямо на ковер, не отрывая взгляда от пальцев Андрея. На этот раз он «распутывал нитки» довольно долго, а я все смотрел, как завороженный, и вдруг увидел…