Крис Сэкнуссемм - Зейнсвилл

— В честь вашего прибытия, — объявил Юла, — обитатели Каньона хотели бы устроить для вас представление. Надеюсь, оно вам понравится!

Юла сел, а на сцену поднялся робот в смокинге, вытянул четыре шарнирные клешни, в одной из них грациозно покачивалась дирижерская палочка. Робот постучал ею по сцене, и в конце улицы появился удивительный оркестр. Одни музыканты были андроидами и роботами различных конструкций, другие — хирургическими и генетическими диковинами, о которых говорил раньше Юла. Впереди шли кентавры и сатиры, за ними приматы, а после, ударяя в большой барабан, внушительная горилла. Следом тяжело топал отряд коренастых людей с толстыми руками и ногами, с выпуклыми лбами и серьезными лицами. Все были одеты в казавшиеся неуместными здесь белые школьные формы с эмблемой пылающей тачки на груди.

— Что это за люди? — едва слышно за лязгом пронзительной музыки прошептал Шериф.

— Да что там люди, ты только посмотри на остальных… тварей! — отозвалась Мэгги.

— Это неандертальцы! — перекрывая гам, ответил Юла. — Песня называется «Бивень», впервые ее сыграла блюз-группа «Флитвуд Мэк» с «Оркестром троянцев университета южной Калифорнии»!

Выстроившись на сцене, оркестр с горем пополам осилил «Зеленые рукава» [92] Традиционная английская фольклорная баллада, согласно легенде, написанная английским королем Генрихом VIII для Анны Болейн. . Особенно выделялось старательное, но извращенно благозвучное соло технически подкованного, но лишенного вдохновения медведя-гризли и неподдельно лиричный бас робота с пластиковой физиономией. Затем последовало нестройное, но энергичное исполнение музыкальной темы из фильма «Рокки». Неандертальцы, которым выступающие надбровные дуги придавали мрачный вид, вытянули выступление отличным исполнением марша «Семьдесят шесть тромбонов» — что произвело заметный эффект на стены Каньона.

— Браво! — радостно завопил Юла. — Браво! Да! О, браво!

Три путешественника сидели, открыв рты, не зная, что и думать, не говоря уже о том, как реагировать. Наконец Чистотец заставил себя похлопать. Получились скорее немощные хлопки, чем настоящие аплодисменты, но они эхом разнеслись по пещерам и над прудиками — и явно тронули оркестрантов. Неандертальцы просияли. Вокруг роботов вспыхнули нимбы электростатики. Сатиры приосанились, приматы подняли свои инструменты, и даже педантичный медведь засветился от гордости. Потом снова ударил церковный колокол, и в конце улицы возникла элегантная черная карета с эмблемой пылающей тачки на дверце. В нее была впряжена белая лошадь, а на козлах сидел хариджан в черном фраке с белой бутоньеркой в петлице.

Встав из-за стола, Юла сам вышел на сцену и сел к роялю. Карета остановилась. Спрыгнув на землю, хариджан открыл дверцу, и, опираясь на его руку, вниз ступил бабуин с радужной шерстью на морде. Он был облачен в великолепный черный костюм итальянского шелка и белоснежную рубашку с кружевной манишкой. В петлице полыхала гвоздика цвета огня на пылающей тачке. В лапах он держал виолончель и смычок. Оркестранты отошли в глубь сцены, оставляя центральное место бабуину. Никто не издал ни звука (даже неандертальцы). Юла кивнул бабуину, который торжественно сел и проверил, настроена ли виолончель.

— Мы с Йо-Йо сыграем вам «Allegro, ma non tanto» из сонаты Бетховена ля мажор, опус 69, — объявил Юла.

Полилась изысканная, энергичная музыка. Все лица — будь то пластиковые, мохнатые или стальные — застыли, поддавшись ее чарам. Даже Шериф был тронут.

Когда пьеса закончилась, гости разом зааплодировали. Встав, Юла поклонился Йо-Йо, потом поднял руки, призывая к тишине.

— Спасибо! Спасибо. Какое счастье играть со столь великим музыкантом, как наш Йо-Йо! Но не сочтите это неуважением к моему талантливому коллеге и к моим собственным скромным способностям, на свете много тех, кому по плечу Бетховен. И лишь очень немногие сумеют хорошо сыграть блюз. Нет никого, кто был бы его властителем. Кроме нашего Слепого Лемона. Поднимитесь к нам, мистер Джонс, очаруйте нас!

Старый черный биомеханоид встал, его солнцезащитные очки сверкнули. Артритно шаркающему старику помог вскарабкаться на сцену неандерталец с музыкальным треугольником и с флейтой-пиколло (сам похожий на увеличенную версию собственного инструмента). Сначала старик взял дешевую гитару, с которой ходил раньше, и сыграл «Я и дьявольские блюзы» Роберта Джонсона. И, слушая его мелодично-хрипловатые раскаты, Чистотец невольно подумал, что так, наверное, говорил бы Уолт Уитмен, будь у него голос. Потом неандерталец забрал у него акустическую гитару и принес «стрэтокастер». Никакой шнур от электрической гитары не тянулся, но звук все равно шел через усилитель и звукосниматели. И вместе с Юлой они сыграли блюз, колебавшийся между чистым, нота в ноту исполнением блюз-гитариста Ти-Боун Уолкера и шероховатым южно-чикагским «Муди Уотерс».

Шериф елозил на стуле. Водянисто-голубые глаза Мэгги расширились. Пальцы Юлы сновали по клавишам, Слепой Лемон перебирал струны медиатором. Наконец музыка взвилась ураганом листьев. Полимерный робот с прозрачным лицом увел старика со сцены. За ним последовал Юла, на его лице блестел пот.

Хариджаны с многочисленными конечностями разлили по бокалам шампанское и раздали их собравшимся (включая Уолта Уитмена, которому, как мистеру Мизу, подали длинную соломинку).

— Собратья каньонцы! — воскликнул Юла, когда у каждого появилось в руке по бокалу. — Тост! За возвращение моего сына Элроя! И за двух его храбрых друзей! Пусть они всегда остаются с нами!

— Слушайте! Слушайте! — рявкнули неандертальцы, жадно схлебывая пенку.

Но Чистотец их не слышал, поскольку, потеряв сознание, упал лицом в лимонный чизкейк.

— Черт! — вырывалось у Шерифа. — Ты правда его?.. Он твой…

— Что-то вид у него неважнецкий, — сказала Мэгги.

— Проклятие! — застонал Юла. — Он вырубился!!! Ну же, отнесем его в гостиницу. Не хочу тащить его в лабораторию, пока есть другие варианты. Ты меня слышишь, Элрой? — позвал он Чистотца, стирая с его лица крем.

— Чем больше рыбы ест фламинго, тем розовее становится, — выдавил Чистотец. Он увидел перед собой лицо Кокомо… и трех китайцев… а после его подхватил ураган.

— Что он сказал, Шериф? — спросил Юла, беря Чистотца подмышки.

— Яма, Царь Мертвых [93] Божество индуистской мифологии, судья и царь мертвых. и что-то про зеркало, в котором он читает твою жизнь.