Чарли Хьюстон - Неспящие

Я не шевельнулся.

— Теперь он мертв.

Она снова стала показывать ребенку руки.

— Да, как вы и сказали. Но его убили во время разборок с младшим Афронзо. А не за его проступок в отношении меня.

Я раскрыл ладонь над ноутбуком.

— Он принадлежал Роуз Гарден Хаас, матери ребенка, который у вас на руках. Она сама была неспящая и игрок. Я перенес сюда ваших персонажей в ее доме, когда ее охватили первые спазмы страдания.

Омаха крепко ухватилась за большой палец четырехпалой руки, которую Тидзу легко потянула от нее.

Я продолжил:

— Вас устраивает то, как влияют новые подробности происхождения вашего имущества на его характер и ценность?

Она предложила Омахе пятипалую руку. Девочка взяла оба больших пальца и свела их беззвучным хлопком.

— Да, это ценное добавление. Меня устраивает. Не то чтобы я желала этой женщине мучений, но это умножает красоту вещи. Да.

Омаха взмахнула гигантскими руками.

Я повернул ноутбук к себе, перешел в оригинальный раздел, открыл другое приложение и показал Тидзу.

— А это Люцифра. Маг стихий. Она прошла весь Заводной Лабиринт в одиночку и отыскала его беззвучный центр. Ее создала Роуз Хаас, так же как она создала ребенка.

Империя леди Тидзу была основана на механизмах разрушения и мужчинах и женщинах, которые ими управляли. Она вооружала ополченцев и мятежников, повстанцев и силовиков. Она выставляла на поле боя собственные армии наемников, захватывала правительства и требовала выкуп. Ее оружие убило тысячи людей.

Она наклонилась вперед, окружив руками тельце ребенка, забыв о самодисциплине, позволив сидевшей в ней болезни скрутить ее шею, и вгляделась в молодую женщину на экране, которая спала в идеально безмолвной катакомбе.

— Чего вы хотите, Джаспер?

Я придвинул ноутбук чуть ближе к ней.

— Я должен кое-что сделать.

Я встал.

— Мне нужна помощь.

Я наклонился и дотронулся до макушки Омахи.

— И еще мне нужно, чтобы она пока побыла где-нибудь в безопасном месте. Пока я за ней не вернусь.

Тидзу посмотрела на мою руку, лежащую так близко от себя, и положила на нее свои четыре пальца.

— Да.

Омаха протянула ладошку и хлопнула нас по рукам, смеясь, отчего-то ей было уютно в объятиях убийц.

Парк должен был защитить дочь в изменившемся мире. Он мог только попытаться спасти тот мир, который знал. Или замедлить его кончину. Я знал, что он будет добиваться правосудия, но в пределах закона, даже если закон совершенно потерял смысл.

Ему никогда не пришло бы в голову просто убить обоих Афронзо.

Я был другого мнения.

Силы безопасности Афронзо в последнее время понесли некоторые потери. В целом одиннадцать человек. Даже с учетом возможной блажи трудно было представить себе, что Афронзо-старший нанял больше пятнадцати-двадцати человек из израильских спецвойск. Возможно, у него было гораздо больше обычных охранников в спортивных куртках, но они больше годились на то, чтобы просматривать почту и обходить поместье, чем заниматься тайными убийствами. Вооруженные люди, может быть, но не убийцы. А любой отряд, который недавно серьезно поредел от рук, казалось бы, слабого противника, будет испытывать соответствующую потерю боевого духа. Тем не менее мне требовалась очень большая удача.

У меня болели ноги. Я бы не отказался доехать на «кадиллаке» до самых дверей Афронзо, но там знали, кто я такой. Даже если бы я приехал в машине за сто тысяч долларов, меня бы не пропустили бы к патриарху. Ни та группа, которую отправили ко мне в дом, ни та, которую послали к Парку, не доложилась по возвращении. Отправили они дополнительную группу выяснить, в чем дело, или нет, в любом случае они догадывались, что что-то пошло не так. Я уже дважды проехал через весь город со своей настраиваемой карточкой. Сначала на юг в Калвер-Сити, потом на север в Сенчери-Сити. Прошло уже достаточно времени, чтобы об этих поездках могло стать известно кому угодно. Они не могли не знать, что я остался жив.

Теперешняя моя поездка была несколько замаскирована тем, что я совершал ее под защитой пропуска «Тысячи журавлей». При виде его гвардейцы презрительно усмехнулись, но тому, кто стал бы меня искать по удостоверению личности, представилось бы, что я не выезжал из Сенчери-Сити с тех пор, как прибыл туда утром. Однако для лобовой атаки потребовался бы скорее танк, чем «кадиллак».

Жители Бель-Эйра одними из первых окопались у себя в округе после короткого, но ожесточенного боя с городским советом Лос-Анджелеса за право так поступить. Все подъезды с улиц Норт-Сепульведа и Норт-Беверли-Глен были заблокированы наемниками из «Тысячи журавлей», которые предоставили охрану для всего района. Даже вдоль бульвара Сансет подъездные улицы были закрыты; открытым остался только подъезд с Белладжо. Черные железные ворота на столбах с декоративной белой штукатуркой были укреплены более практичными бетонными барьерами. Их короткий лабиринт должен был обескуражить любого террориста с заминированным автомобилем, который сумел бы пробраться сквозь дебри округлых оградительных тумб, усеивавших подъезд с перекрестка. Его патрулировали «Тысяча журавлей» и десяток частных охранных предприятий. Когда я беспрепятственно проехал в ворота, я отметил про себя, что там проходит по крайней мере один благотворительный теннисный турнир, а также свадебный прием в отеле «Бель-Эйр» и выставка собак в загородном клубе.

Я выбрал небольшое поместье, поскольку в справочном листке «Тысячи журавлей» говорилось, что оно не занято и защищено системой сигнализации и их же патрулем, и пересек его. Полчаса я просидел за полосой деревьев, в задней части поместья, рассматривая расположенную за ним территорию Афронзо. Я заметил только одного пешего патрульного. И даже не в пиджаке, как можно было ожидать, а в синей ветровке. У него был фонарик, которым он от скуки светил на землю перед собой. Сначала я беспокоился, что там будут собаки, но, к счастью, их не оказалось. С собаками трудно иметь дело. Это маленькие и быстрые мишени; может понадобиться три выстрела, чтобы застрелить собаку из пистолета, когда она бросается на тебя лоб в лоб.

Как только охранник удалился, я вышел из-за деревьев; плохо держась на ногах, пересек газон, который смотрелся совсем недурно, учитывая, что в большей части земного шара царила засуха, подошел к освещенному окну гостевого коттеджа, заглянул в него и увидел человека примерно моего возраста, который сидел в поддельном колониальном кресле с бутылкой чересчур дорогого коньяка под рукой и книгой на коленях, глядя в коричневую жидкость на дне бокала. Я выстрелил трижды. Он сидел в профиль ко мне, поэтому я целился в голову, а не грудь. Три пули, как правило, гарантируют отсутствие сюрпризов. Случайное отклонение пули из-за оконного стекла, рикошет от изгиба черепа, попадание в область мозга, которая отвечает только за работу какого-нибудь аппендикса, — все это вполне допустимо при наличии второй и третьей пули. Такое не случается три раза. Я стрелял из пистолета «хеклер-и-кох» МК23 45-го калибра с глушителем из моего дорожного комплекта. Три пули в голову из оружия такого калибра означали смерть. Удовлетворенный, я направился к главному зданию.