Роберт Силверберг - Подселенец

Безбрежная сила, которая и есть корабль, подхватила нас, втянула в себя и поглотила, бешено вращая, перебрасывая от вектора к вектору, немилосердно растягивая и расширяя. И потом вокруг вспыхнул свет, сразу со всех сторон, сопровождающийся немыслимым ревом. Мы оказались снаружи корабля. Звездная прогулка началась.

— Ох! — только и сказала Бокс; негромкий вскрик, почти вздох удивления.

Сверкающая мантия корабля раскинулась во тьме небес, словно белая тень. Огромный конус холодного, ослепительного света тянулся перед нами вдаль, ужасающей дугой изгибаясь к небесному своду, а позади уходил за пределы поля зрения. Внутри него были отчетливо видны очертания тонкого, длинного, остроконечного корабля: игла и Глаз, все десять километров длины, схватываемые единым взглядом.

И еще звезды. И еще небесные миры.

Гипердвигателъ действует так, что измерения как бы оседают друг на друга. Огромные пространства уменьшаются, и кажется, что Галактику можно охватить единым взором. Здесь нет ни логики, ни линейной последовательности. Куда ни посмотришь, вселенная отклоняется назад, накладывается сама на себя, обнаруживая свою слитность в бесконечных сериях бесконечных сегментов. Любой сектор звезд содержит все звезды. Любой интервал времени заключает в себе все прошлое и все будущее. То, что мы видим, полностью за пределами нашего понимания, и так и должно быть, поскольку то, что нам даровано, когда мы смотрим через Глаз корабля на обнаженные небеса, есть божественное видение, а мы не боги.

— Что это? — пробормотала внутри меня Вокс.

Я попытался объяснить ей. Показал, как установить свое относительное положение, распределив верх и низ, назад и вперед; показал, как от начала к концу движется поток времени. Наметил произвольные оси координат, чтобы мы могли определить свое местонахождение в этой принципиально непостижимой вселенной. Нашел для Вокс известные звезды и известные миры.

Она не поняла ничего. Она совершенно растерялась.

Я объяснил ей, что стыдиться нечего. Рассказал, что чувствовал себя точно также, когда проходил обучение в имитаторе. Это происходит со всеми; проведи на борту космических кораблей хоть тысячу лет — описать то, что нам открывает звездная прогулка, возможно лишь с помощью самых грубых, самых приблизительных аналогий. Достигнуть подлинного понимания не дано даже лучшим из нас.

Я чувствовал, как Вокс старается совладать с драматическим воздействием того, что вздымалось, поворачивалось и парило перед нами. У нее был живой, хотя не вполне развитый ум, и я чувствовал, как она выстраивает собственную систему объяснений и предположений, аналогий и эквивалентов. Я не помогал ей. Лучше, чтобы она попыталась справиться с этим сама. В любом случае я ничем не мог ей помочь.

Я и сам был в изумлении и замешательстве: что ни говори, для меня это была лишь вторая звездная прогулка.

Я снова смотрел на мириады миров, вращавшихся на своих орбитах. Маленькие яркие шарики были легко различимы в ночи Великого Космоса: красные, голубые, зеленые; одни круглые, как луна во время полнолуния, другие в виде узкого полумесяца. Все они могли двигаться только предназначенным каждому путем; все были неразрывно связаны со своими звездами.

Припомнилось, что во время первой прогулки, несколько виртуальных дней назад, я испытывал невероятное сочувствие к ним, огромную жалость — потому что они обречены вечно вращаться вокруг одной и той же звезды. Безнадежная, рабская зависимость, бессмысленное повторение бесконечного пути. Может, в собственных глазах они были свободными странниками, но для меня они — достойные сожаления рабы. Вот почему тогда я горевал о небесных мирах; однако сейчас, к собственному удивлению, чувствовал не жалость, а что-то вроде любви. Не надо печалиться о них. Они то, что они есть, и вполне удовлетворены этим. В обозначенных орбитах и послушном движении по ним есть определенная высшая справедливость. Если бы небесные тела хоть на мгновение сошли с орбит, какой хаос воцарился бы во вселенной! Эти неустанно вращающиеся миры — фундамент, на котором построено все остальное. Они понимают это и гордятся этим; они честно и преданно выполняют свои задачи, за что мы должны чтить и уважать их. А за уважением приходит любовь.

«Наверно, это говорит во мне Вокс», — сказал я себе.

Такие мысли никогда раньше не приходили мне в голову. Любить планеты на их орбитах? Что за странная идея? Впрочем, возможно, не более странная, чем моя прежняя идея жалости к ним из-за того, что они не космические корабли. Сейчас эта мысль непроизвольно поднялась из глубин моей души и казалась разумной. К тому же она позволяла посмотреть на все другими глазами.

Я любил миры, которые двигались — и в то же время не двигались — передо мной в великой ночи небес.

Я любил странную девушку-беглянку внутри меня, а она любила эти миры как раз за их неподвижность.

Я почувствовал, что сейчас она завладела мной, нетерпеливо увлекая вперед, наружу, в глубину небес. Теперь она понимала, как все устроено. И была гораздо смелее меня. Мы вместе шли среди звезд. И не только шли, но погружались в них, парили над ними, проносились мимо — словом, вели себя как боги. Жаркое дыхание звезд опаляло нас. Их пульсирующий блеск затоплял нас. Их безмятежное движение звучало как мощная, рокочущая музыка. Мы шли все дальше и дальше, рука в руке, Вокс впереди, а я позволял увлекать себя все глубже в сияющие бездны вселенной. Пока, наконец, мы не остановились, плавая в космосе: никакого корабля в поле зрения, только мы двое в окружении звезд.

В этот момент исступленный восторг затопил мою душу. Возникло чувство, будто я поймал и держу в кулаке бесконечность. Нет, это неправильно; может показаться, будто мной овладела иллюзия имперского величия, а это совсем не так. На самом деле возникло чувство, будто этот бесконечный, совершенный космос держит меня даже не в «кулаке», а в любовном объятии, и здесь нет места ничему, кроме покоя и мира.

Вот что дала нам звездная прогулка. Ощущение принадлежности к божественному совершенству вселенной.

Когда такое случается, невозможно предугадать, каков будет эффект; однако обычно происходят внутренние перемены. Я вышел из своей первой звездной прогулки, не подозревая ни о какой трансформации; однако не прошло и трех дней, как я импульсивно открыл себя скитающемуся фантому, не только нарушив инструкции, но и действуя вопреки собственному характеру, как я понимал его. Я всегда был исключительно замкнутым человеком, о чем уже, по-моему, упоминал. Даже предоставив Вокс убежище, я испытывал облегчение и благодарность за то, что внутри одного мозга наши сознания разделены.