Сорник - Никого над нами

– Совету. И мне. Не стоит нас разделять.

Ким вздохнул:

– Хорошо, я отвечу. Болотники… это, собственно, могли бы быть даже и не болотники, какая-то другая нечисть…

– Только не надо врать, - перебила воительница.

– Я… виноват, - Ким опустил голову, развел руками. - Я знаю, что не должен…

– Раз не должны, то и не говорите. - Воительница оставалась прежней, холодной и неприступной. - Ответьте на вопрос.

– Мы так и будем говорить здесь? На виду у всех?

– Мне здесь нравится больше. Как и моему единорогу.

– Хорошо. - Маг развел руками. - Я… не хочу врать. Иду к Поэтическому Меду.

Наездница откинулась в седле, тонкие пальцы сжались на изумрудном эфесе.

– К Поэтическому Меду… - процедила она сквозь зубы. - Как же, наслышана. Легенда старая, красивая, нечего сказать. Живет где-то в горах некий великан, имя его в разных версиях варьируется. В тайной кладовой хранит он Мед Поэзии, и кто сумеет добраться до него и сделать хоть глоток - тот станет величайшим из поэтов. Гм… в вашем случае - понимаю, вполне понимаю. Бездарность - она всегда бездарность. Вы пишете очень плохие книги, господин сочинитель. Те, что "любовь-морковь", для труппы Сакки.

Ким глубоко вдохнул и выдохнул.

– Те, что для "знатоков и ценителей" - не лучше, - безжалостно продолжала воительница, - что ставит баронесса Шатиньи.

Маг ответил не сразу.

– Да, есть неудачные, - выдохнув, признался он, стараясь не выказать обиды. - Или, скажем лучше, неважные. Зато удается сделать кое-что другое. "Переломанные кости", например. Или "Смерть считать не умеет". На сцене не ставились, к постановке не предлагались. Распространяются в списках. Ценимы многими искушенными читателями. Да и вы тоже…

– Этого мы касаться не станем, - отрезала всадница. - Значит, собрались за Поэтическим Медом… что ж, уложения Совета сему не препятствуют. Однако хранение души оного болотника… кстати, он там один?

– Нет, - мрачно сказал Ким. - Я еще одного прикончил.

Точеный подбородок воительницы вздернулся.

– Интересно, конечно, господин сочинитель, где и как вы разузнали точное местонахождение…

– Ничего особенного, - пожал плечами Ким. - Я ведь учился у великого Септимуса…

– Не может быть!

– Отчего ж нет? Разве не были его первые вещи совершенно провальными? Разве не освистывала его публика? Разве не впал он в совершеннейшую нищету, подумывая о самоубийстве? И разве не был допущен он в архивы Совета, когда некая добрая душа устроила его туда переписчиком?

– Продолжайте!

– Септимус и нашел там пергамент. Старый-престарый, со списком легенды и подробной картой. Анонимный автор уверял, что нашел дорогу, однако не смог пробиться к Меду. Септимусу терять было нечего, он бросил работу, запасся эликсирами, и добился успеха. Недаром после возвращения стиль его изменился до неузнаваемости, а "Голубку" играют до сих пор, хотя прошло уже тридцать пять лет…

– И все это он открыл вам?

– Я был с ним, когда он умирал. Не знаю, почему он решил мне признаться…

– Септимус был гением, - ледяная броня не давала трещин, - настоящим гением, и "Голубка"…

– Вы вольны мне не верить…

– Да уж, трудновато будет. А взглянуть на сей пергамент?..

– Его у меня нет, - повесил голову Ким. - Опасаясь, что драгоценное свидетельство может быть утеряно, похищено, я из страха, что меня опередят, зазубрил все приметы наизусть, оставив оригинал в столице…

– Очень на вас похоже, - презрение, казалось, сейчас хлынет через край. - Впрочем, благодарю за добровольное признание, - прежним, холодно-формальным голосом проговорила она. - Это вам, бесспорно, зачтется. Действительно, зачем еще может потребоваться сочинителю нечисть? А ведь в трех списках предания прямо говорится: "Дверь к Меду Поэзии откроет сосуд зачарованный, души трех убиенных тварей нелюдских содержащий"…

– Хранение души убитого болотника не запрещено никакими эдиктами, - негромко, но упрямо отозвался маг. - Этоопасно, не спорю… также, какхранение меча.

– Меч не выйдет из повиновения владеющего им.

– Но его могут украсть.

– Не собираюсь вести здесь философические диспуты. Где был убит второй болотник?

– Местные называли это место Гнилой Гатью. Не знаю, я лично никакой гати там и в глаза не видел. День пути по тракту на…

– Благодарю за разъяснения, я знаю дорогу, - убийственно-вежливо отозвалась воительница.

– Я… свободен? У посланницы Совета ко мне больше нет вопросов?

– Вы предупреждены, - нехотя проговорила всадница, - об опасности хранения при себе душ, принадлежащих уничтоженной нечисти. Эдикт Совета объявляет все, взятое чародеем, - кроме золота, кое принадлежит его величеству, - его добычей, имея в виду, конечно, ингредиенты или артефакты…

– Я смогу представить доказательства, что души болотников являются таковыми.

– Не сомневаюсь. Вам врать не впервой, господин сочинитель.

Ким опустил голову. Возразить нечего.

– Желаю счастливого пути, милостивый государь. Надеюсь, после обретения вами Поэтического Меда ваши… творения станут хоть чуточку лучше.

Черный единорог захрапел и шагнул в сторону. Наездница вытянулась струною на его спине, зло вцепилась в поводья, лихо гикнула - ударили копыта, ярко сверкнул рог, и диковинный зверь мигом исчез в темноте, одним легким прыжком перемахнув закрытые по ночному времени ворота.

Вот так оно все и кончается, Ким…

Поздно просить прощения и унижаться. Ты сам виноват, ты, и никто другой. Живи с этим. Живи с позором. И скажи спасибо: ты вышел во двор без своих эликсиров, один взмах сабли - и остался бы с поросячьим обрубленным носом, например.

И было бы поделом.

Не надейся, кстати, что "она поехала за мною!". Тэра - действительно одна из лучших, а болотники и впрямь замучили, словно в стародавние времена, когда составлялись позаимствованные им рецепты и эликсиры.

– О чем ты думаешь, брат-в-духе? - осторожно осведомился Корбулон, все это время простоявший тише воды ниже травы. - И что она говорила о Поэтическом Меде? Не может быть, ведь это же просто метафора, народная история, выдумка чистой воды…

– Кое-кто из осведомленных, - хрипло ответил Ким, все еще глядя вслед растаявшему в ночи черному единорогу, - считают его отнюдь не выдумкой.

– И ты, ты, брат-в-духе, - задрожал кентавр, - собираешься отправляться за ним?! В те самые горы? И меня тащить?!

– Тебя не потащу. Сможешь вернуться в столицу. Поспеешь как раз к осенним ристаниям.

– И выставлю себя на осмеяние и позор за то, что оставил своего брата-в-духе?! - так и взвился Корбулон. - За что обижаешь, брат, за что позоришь?! Неужто за невинную любовь мою к толике заслуженного комфорта?!

– Нет, - отвернулся Ким. - Но там горы. Тебе не пройти.