Брюс Стерлинг - Зеркальные очки

Я поужинал, принял душ, проглотил крошащуюся таблетку для похудения, которая года три болталась на дне моего бритвенного набора, и отправился назад в Лос-Анджелес.

Спид сузил мое поле зрения до туннеля, высвеченного фарами «тойоты». Тело пусть ведет машину, сказал я себе, а рассудок — несет вахту. Несет вахту и держится подальше от фантасмагорических периферийных декораций, порожденных изнурением и амфетамином, от фосфоресцирующей фантомной флоры, что вырастает вдоль полночных автострад в углу мысленного взора. Но у рассудка свои резоны, и киновское толкование моего «эпизода», как я уже стал называть происшедшее, бесконечно крутилось у меня в голове по узкой перекошенной орбите. Семиотические призраки. Мелькание фрагментов Коллективной Грезы в набегающем воздушном потоке. Почему-то эта петля обратной связи усугубила действие таблетки, спидовая придорожная растительность окрасилась в цвета инфракрасных спутниковых снимков — тлеющие обрывки, разлетающиеся в кильватере «тойоты».

Тогда я свернул на обочину и заглушил мотор, и с полдюжины алюминиевых пивных банок промигали мне «спокойной ночи», когда я вырубил фары. Интересно, подумал я, который час нынче в Лондоне, и попытался представить, как Диальта Даунс завтракает в своей хэмпстедской квартире, окруженная обтекаемыми хромированными статуэтками и книгами по американской культуре.

Ночи в пустыне у нас неимоверны, Луна — ближе к Земле. Я долго наблюдал за Луной и наконец решил, что Кин нрав. Главное — это не волноваться. По всему континенту абсолютно нормальные, нормальнее любых моих потуг на нормальность, люди каждый божий день видят гигантских птиц, реликтовых гоминоидов и летающие нефтезаводы, не давая Кину скучать и бедствовать. Так чего я нервничаю из-за куска поп-воображения полувековой давности, разлетавшегося над Болинасом? Короче, можно и поспать, бояться-то нечего, кроме разве что хиппи-людоедов да гремучих змей, вокруг — знакомый придорожный мусор моего родного континуума. Завтра утром скатаюсь наконец в Ногалес и поснимаю старые бордели, а то который год уже никак не соберусь. Тут и таблетка отпустила.

Разбудил меня свет, потом я услышал голоса.

Источник света был где-то сзади, по салону «тойоты» бегали тени. Голоса звучали спокойно и неразборчиво, мужской и женский: поглощенная беседой пара.

У меня затекла шея, в глаза как будто песка насыпали. Нога, прижатая к рулевой колонке, совершенно одеревенела. Я принялся нашаривать очки в кармане рубашки и наконец водрузил их на нос.

Потом обернулся и увидел город.

Альбомы по дизайну тридцатых лежали в багажнике; в одном из них был эскиз города-мечты, вдохновленный «Метрополисом» [17] «Metropolis» (1927) — фильм-антиутопия Фрица Ланга, вершина немецкого киноэкспрессионизма. и «Обликом грядущего», [18] «Things to Come» (1936) — английский фантастический фильм Уильяма Камерона Мензиса по сценарию Герберта Уэллса, продюсер Александр Корда. но пошедший гораздо дальше: небоскребы взмывали сквозь идеальные, намеченные штрихами облака, увенчанные безумными неоновыми шпилями и швартовыми мачтами для аэростатов. Так этот город из альбома был уменьшенной копией того, что высился сейчас позади меня. Шпиль громоздился на шпиль ступенями блистающего зиккурата, карабкавшимися к золотой башне центрального храма, окруженной спиралью радиаторных ребер, как на автозаправках планеты Монго. В самой маленькой из этих башен легко спрятался бы Эмпайр-стейт-билдинг. Между шпилями петляли хрустальные эстакады, по ним бежали обтекаемые серебристые точки, будто капельки ртути. Небо кишело воздушными судами: огромные лайнеры — летающие крылья, юркие блестящие невелички (то и дело какая-нибудь из серебристых капель грациозно взмывала с эстакады и присоединялась к небесному танцу), километровые дирижабли, по-стрекозьи недвижно зависающие автожиры…

Я зажмурился и крутанулся волчком. Открыв глаза, приказал себе увидеть спидометр, пыльную торпеду из черного пластика, переполненную пепельницу. Снова зажмурился.

— Амфетаминовый психоз, — произнес я и открыл глаза.

Торпеда была на месте, и пыль, и мятые бычки в пепельнице. Очень осторожно, не шевеля головой, я включил фары.

И увидел их.

Они были светловолосые. Они стояли рядом со своим автомобилем — алюминиевым плодом авокадо с высоким, как акулий плавник, килем и с гладкими черными шинами, как у игрушечной машинки. Он обнимал ее за талию, а другой рукой указывал на город. Оба они были в белом: свободные одежды, голые ноги, белые, без единого пятнышка, сандалии. Лучей моих фар они словно не видели. Он говорил что-то мудрое и сильное, а она кивала, и вдруг мне стало страшно — страшно по-другому, совсем не так, как прежде. Потерять рассудок я уже не боялся; откуда-то я понял, что город позади — это Тусон: Тусон-мечта, порожденный коллективными чаяниями эпохи; что он реален, абсолютно реален. Но стоявшая передо мной пара жила в нем — и они меня пугали.

Они были детьми несбывшихся восьмидесятых Диальты Даунс; они были Наследниками Мечты. Белокожие, светловолосые и, возможно, голубоглазые. Американцы. Диальта говорила, что Будущее пришло сперва в Америку, но затем оставило ее позади. Только не здесь, не в сердце Мечты. Здесь мы двигались только вперед, и логике этой грезы были неведомы загрязнение природы, истощение ископаемых ресурсов, войны на чужой территории, которые возможно проиграть. Счастливые Наследники Мечты были совершенно довольны собой и своим миром. И в сердце Мечты это и вправду был их мир.

Позади меня — город в блеске иллюминации; прожектора шарили по небу просто так, от избытка чувств. Я представил себе, как Наследники Мечты наводняют беломраморные площади, чинно и бодро, а в их глазах горит восторженное преклонение перед широкими, залитыми огнями проспектами и серебристыми автомобилями.

Как п о шло — и как зловеще в своей пошлости, — ну вылитая гитлерюгендовская пропаганда.

Я включил передачу и медленно тронулся; вот уже мой бампер в трех футах от них. Они меня так и не видели. Я опустил стекло в дверце и прислушался, о чем там толкует мужчина. Пустая и звонкая, как призывы торговой палаты, говорильня — и он явно верил каждому своему слову. Свято верил.

— Джон, — донеслись до меня слова женщины, — мы забыли принять завтрак.

Она выщелкнула из какого-то устройства на поясе две яркие облатки и передала одну мужчине. Я поморщился, вырулил задним ходом на шоссе и, качая головой, направился к Лос-Анджелесу.

С заправки я позвонил Кину. С новой аляповатой заправки в стиле испанского модерна. Кин уже вернулся из своей вылазки и не возражал побеседовать.