Arbalet - Под адским солнцем Рая

— Видела? — радостно усмехнулась Реви, с превосходством глядя на монашку.

Эда кивнула. Недовольно.

Я захлопал ресницами, стараясь понять, что сейчас произошло.

— Не расстраивайся, подруга, — Двурукая хлопнула блондинку по плечу. — Просто я — лучше. Признай это.

Блин, о чем это они вообще?!

Эда раздраженно скривилась, отобрала у меня рюмку, наполнила почти до краев, опрокинула, даже не поморщившись. Посидела, пару секунд, недовольно сверля меня взглядом своих изумительно голубых глаз.

— Я все понимаю, Артур, — произнесла она, наконец, и взгляд ее изменился. Сейчас в нем была неподдельная обида. — Реви — красивая, эффектная девушка, да еще и лифчик не носит…

— Ха! — подала голос Ребекка. — Это потому что грудь у меня больше, лифчик вообще не нужен.

Эда отмахнулась от подруги.

— Я понимаю, — повторила она, продолжая глядеть на меня взглядом человека, оскорбленного в лучших чувствах. — Мне говорили, что ты влюбился в Реви с первого взгляда.

Чего?!!

— Мол, постоянно краснеешь, бледнеешь в ее присутствии, — в голосе монашки тоже появились нотки обиды, — не решаешься с ней заговорить, и вообще ведешь себя, как подросток, у которого случилась первая любовь…

Погодите-погодите… ЧТО?! Что она несет?!

— Но я не ожидала, что это правда! — продолжала меж тем Эда. — Думала, что все преувеличивают. Но сейчас… вижу, что зря не верила.

— Э?! — шок был настолько силен, что даже слегка притупил страх, поэтому я сумел выдать что-то похожее на членораздельные звуки.

— Пойми, Артур, я не хочу быть второй, — если бы не обострившееся от страха восприятие, я бы, возможно, даже поверил. Эда играла хорошо, но ее выдавала мелкая моторика: слегка приподнятый краешек губ, слишком расслабленные, плавные движения, на которые не способен человек, охваченный обидой. — Я не хочу быть той, на кого ты залезаешь по вечерам, мечтая о другой. Поэтому…

Монашка торжественно встала (излишне торжественно, как по мне), поставила на стол пустую рюмку, и произнесла, фонтанируя пафосом:

— Я благословляю вашу любовь с моей лучшей подругой — Реви!

Она ведь издевается, да?

Я почувствовал, как дрожат пальцы. Надо было что-то придумать, причем быстро. Если Реви будет находиться рядом хоть немного дольше, чем до этого, я просто сойду с ума. Потянулся к рюмке, с намерением выпить, и немного сбить страх.

Двурукая выстрелила своим телом резко, совершенно неожиданно, мгновенно оказавшись рядом. Я испуганно дернулся, скатился со стула. Длинный глушитель на дуле пистолета столкнулся с полом, рукоять больно ударила меня в плечо. Пистолет выпал из кобуры, я инстинктивно подался назад, пытаясь оказаться подальше от Реви. Но та одним мягким, текучим, каким-то змеиным движением оказалась рядом. Опустилась на корточки, приблизила свое лицо к моему. Я глянул в ее почти безумные глаза, чувствуя, как деревенеют мышцы. Меня парализовало от ужаса, в расширившемся зрачке Реви видела свое отражение. Я не мог сделать ни малейшего движения, чувствуя, как в висках отдается каждый удар сердца.

Двурукая глубоко вздохнула, как будто принюхиваясь.

— Даже не знаю, почему меня так тянет к тебе, — усмехнулась она. — К Року меня тоже тянет, но слабее. Но к тебе… особенно. Когда ты рядом, у меня сердце стучит, как бешеное, мне до безумия хочется прикоснуться, почувствовать под пальцами твое тело. У меня просто крышу сносит от этого ощущения, знаешь ли… Очень трудно сдерживаться, особенно когда ты тоже на меня так реагируешь.

Глядя на то, как она принюхивается, я вдруг понял, почему мы так легко поладили с Роком, почему так быстро нашли общий язык, почему я не могу не помочь ему, что бы он не попросил. И знал, что он тоже не откажет. Просто в нас слишком сильны инстинкты травоядных. Мы с ним пытаемся сбиться в одно стадо, чтобы защищаться от тех, кто сильнее, голоднее и страшнее. От таких, как Реви и Балалайка. От хищников. Тех, кто чувствуют наш инстинктивный страх, наш ужас, когда эти хищники оказываются рядом. Именно этот страх заставляет их обратить на нас внимание, он возбуждает в них азарт, дух охоты, желание поиграть с парализованной от ужаса жертвой. И чем сильнее страх, чем мощнее древний инстинкт, заставляющий нас бояться хищников, тем сильнее их азарт, тем больше желание поиграть с беспомощной жертвой, тем мощнее возбуждение от охоты.

Именно поэтому Реви заставила Датча взять Рока в свою команду. Именно поэтому она терлась около него, чувствуя, как он все сильнее боится ее. Но у Окадзимы инстинкты слабее, он понимал, что что-то чувствует к Реви, но что именно понять не смог до сих пор. Так же и Балалайка. Она тоже чувствует его страх, поэтому и пытается держать поближе к себе. Поэтому именно он стал ее переводчиком в этой авантюре в Японии. Поэтому по одному его слову, она поменяла свои планы, и уничтожила Союз Коусо. И поэтому она сейчас помогает мне. Потому что когда мы рядом, она чувствует то же, что и Реви: возбуждение от охоты.

Ребекка облизнулась. Я сидел отклоненный, и она возвышалась надо мной, гипнотизируя меня взглядом.

Ее движение я не сумел уловить — оно было столь резким, столь молниеносным, что я даже не успел понять, что происходит. Ее пистолет замер под моим подбородком. Я чувствовал холод металла на своей коже. Она облизнулась снова. Я водил взглядом за ее языком, чувствуя, как чувство опасности уже даже не вопило — оно пронзительно замерло, до предела натянув нервные связки, мгновенно мобилизовав все ресурсы организма. Слишком знакомое чувство. Так бывало всегда, когда я оказывался на волосок от смерти.

Ее лицо было слишком близко. Она чуть подалась вперед, накрыла мои губы своими, ее язык требовательно сунулся мне в рот. Я ответил, неуверенно, словно за соломинку, хватаясь за возможность пожить хотябы до окончания этого поцелуя. Я с ослепительной четкостью понимал, что она с каждой секундой теряет над собой контроль. Чувствовал, как ее палец дрожит на курке.

Девушка судорожно вздохнула, отодвинулась, сглотнула, явно с трудом беря себя в руки. Глаза у нее были совершенно бешеные, но в них медленно появлялось осмысленное выражение. Двурукая дрожащими руками убрала пистолет, и отошла. Я почувствовал, что паралич прошел, и можно шевелиться. Но не пошевелился. Ребекка, покачиваясь словно пьяная, пошла по направлению к столу. Но сделав шаг, остановилась. Наступила ногой на мой пистолет, валяющийся на полу. Бросила на меня оценивающий, вопросительный взгляд.

Я понял его. Безо всяких слов:

— Нет, — разлепить губы было невероятно сложно. — Я не хотел… Я бы никогда не смог выстрелить в тебя.

Она улыбнулась, где-то у глубине души зная, что часть про «не хотел» — ложь. Зато про «не смог» — правда. Не хватило бы смелости. Толкнула пистолет ногой в мою сторону. Я не пошевелился. Продолжал сидеть, не в силах заставить себя подняться.