Морис Дантек - Фактор «ноль» (сборник)

Я хожу по комнате, здесь находится отправная точка. Все озарено восходящим солнцем.

Свет, заливающий юг, это – обман, я это знаю. Я знаю, что этот мир – звезда, которую я заметил, когда черная дыра была еще внешним архитравом моего тела-мысли.

Я проводил здесь эксперимент.

В этом доме.

Да. Это – сама очевидность. Способом, который мне еще не ясен, секрет которого замаскирован светом и раскрыт тьмой, я сам придумал/осуществил опыт.

Над самим собой. Над своим языком. Над самим процессом моего повествования в мире.

Но как?

Где в точности? Откуда ? Сколько времени это продолжается? Не помню, чтобы я что-то ел или пил в течение… всего истекшего времени.

Может быть, объективно, прошла всего одна секунда? Черная дыра, которой я являюсь, может прекрасно играть относительными явлениями, типа времени и пространства. Это даже в какой-то степени ее характерная черта.

Наука-язык-процесс-познавательный-пишущая-машинка-нео-мозг.

Слова-пишутся-в-моей-голове. Наложение потока моих мыслей/все-в-одном-значит-что-все-в-троичности-единство-раздваивается-для-создания-жизни-третья-сила-мешает-двойственности-утвердиться/да машинка, бумага, чемодан, это основополагающая троица, она мой мозг, я это знаю, но я должен теперь узнать суть методологии эксперимента, я должен определить себя в качестве экспериментатора, я должен обязательно понять, под воздействием каких форм/квантовых-технологий-мозга-и-генетического-кода-ипостатической-троицы-всякой-личности-данной-в-метакритическом-откровении-пишущей-машинки-ставшей-более-чем-живой/я стал настолько разобщен с самим собой, для того, несомненно, чтобы максимально углубить пропасть, которая является основой любого процесса индивидуализации/вспышка познания/если я есть эта третья сила, эта третья личность, позволяющая двум другим не замыкаться на самих себе эффектом перманентного зеркала, если я есть эта третья личность, то кто же я на самом деле?

Следовательно, сам по себе я ни экспериментатор, ни подопытный, ни эксперимент?

Внешний свет.

Этот свет исходит от Мира-иллюзии. Это его я должен заглушить, если хочу дать возможность звезде, замеченной мною в черной дыре, засиять по-настоящему.

Есть ли лучший способ спрятать необычный свет, чем растопить его в лучах, похожих на естественные?

Техника-герилья-нейрохимия-нейроалхимия/язык – оператор бесконечного деления/вспышки познания каскадами.

Передо мной стоит пишущая машинка. Она похожа на фантастическое животное, клавиши, чемодан, целлюлозу. Каждый орган ее разветвляется множеством деталей. Круглые клавиши, окаймленные латунью, лента, фиксатор интервала, ручка возврата, валик, каждая буква алфавита слов, написанных на листах бумаги, сама структура открытого чемодана, напоминающего впалый телесный архитрав. Машинка становится метаморфическим организмом, включающим в себя одновременно и онтогенез, и филогенез всего живущего на Земле, все, что жило на ней, все, что когда-нибудь будет на ней жить. Этот процесс ведет к неизбежному синтезу, разъединительному синтезу всего сущего. Это животное является всеми животными и не является уже ни одним. Это форма жизни, в действительности зарождающаяся только после смерти, эта консистенция начинает существовать, лишь оборачиваясь против самой себя.

Вот и я. Человек. Человек, еще не существующий.

Вернее, человек, идущий к существованию благодаря всеобъемлющей катастрофе без конца и без начала.

Вспышка-познания: кортикальная технология-метакритический язык-нейро-оперативное-повестование/научная-дикция/научное-видение/научная-деятельность/я нахожусь напротив метаморфической пишущей машинки, и я созерцаю себя, как совершенно особое живое существо.

Я пробегаю закрытое пространство дома, не сдвигаясь с места ни на миллиметр. Движение, неподвижность, пространство, расстояние, все параметрабельно для пишущей машинки.

Таким образом/познавательная-вспышка-параллельно пережитый эксперимент/я констатирую реальность непостижимого.

Везде. На каждой отражающей поверхности. На каждом зеркале. На самом крошечном кусочке полированного металла.

Мое изображение исчезло, мое отражение испарилось. Человек, создающий себя из машины, еще не существует, а я уже не существую окончательно. Я исчез, как тень, у меня больше нет изображения, я даже не отражаюсь в зеркале.

И вдруг я погружаю дом во тьму, преграждаю путь всему, пытаюсь бороться против исчезновения моей жизни в качестве тени. Я не вижу иного выхода, кроме абсолютной темноты, я закрываю все окна, двери, затыкаю даже самые мелкие отверстия, отрезаю дом от любого фотона, происходящего от внешнего солнца. Белая комната становится Camera Obscura, все опрокидывается и снова активизируется.

В зеркалах больше нет моего отражения.

Но теперь там движутся какие-то отблески, едва видимая электрическая дуга соединяет их. Это энергетическое видение пишущей машинки. Это она – из раза в раз – объединяет меня с самим собой, это ей удается снабдить меня инструментом для навигации в этой внутренней одиссее.

Свет заполняет зеркала, полированные поверхности ничего больше не отражают. Они стали открытыми дверями в свечение, испускаемое ночью, замкнутой в Camera Obscura, в той, в которой все открывается.

Фотохимия-аналогичное-открытие-новых-конфигураций-метаязыка/новых вспышек чистого познания.

Синтетическая/механическая версия повествования, синопсис, кодекс, ритм воспламенения. Опять в недрах того, чем я был, разгорается свет. Поскольку теперь я созерцаю зеркала, хотя нахожусь одновременно во всех точках пространства, и отдаю себе отчет в том, что изображение – это я, отражение – это я. Я нахожусь в зеркалах и наблюдаю, словно сквозь стекло без амальгамы, за человеком, который печатает на пишущей машинке. Его голова окружена венцом света, странного света, словно исходящего из черепной коробки. Под пылающим газом я различаю более твердую основу, она напоминает трубу из анодированного металла, перекрученного и обхватывающего голову человека. Этот человек – я, он находится в комнате, он пишет все это. Вспышки познания формируют отныне ритм континуума.

Из безмолвного диалога с пишущей машинкой, ставшей сначала машиной органической, а потом, под своим/моим обличьем, машиной человеческой, она/я понимаем суть процесса, поскольку он записывается в ней/мне: она/я есть артефакт эксперимента, проводимого ученым, имевшим в распоряжении машину собственного изобретения, при помощи которой он рассчитывал суметь проживать непосредственно все то, что он писал.

Она/я есть не раздвоение, предусмотренное автором, а его случайное вторжение в поле эксперимента. В этом смысле она является/я являюсь третьим членом, необходимым любой особой личности. «Она» – это «он», на самом деле она – это «другой», она/он – это другой . Другой, который есть я.