Джордж Эффинджер - Поцелуй изгнанья

— Конечно, йа Сиди . — Он нашел номер и пробормотал его в трубку. Затем придержал ее так, чтобы я мог говорить и слушать.

— Мархаба , — сказали на том конце. Это был один из ассистентов.

— Да будет с тобой Аллах, — сказал я. — Это Марид Одран. Пару дней назад для меня делали аутопсию Халида Максвелла.

— Да, мистер Одран. Мы выслали вам результаты. Можем ли еще чем-нибудь вам помочь?

— Да. — Сердце мое заколотилось быстрее. — Меня слегка зацепило из парализатора в Будайине…

— Да, мы слышали. При этом же нападении был убит мальчик.

— Точно. Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Вы провели аутопсию этого мальчика?

— Да.

— Теперь слушайте. Это очень важно. Не попросите ли доктора Бешарати сравнить рисунок распада клеток сердца мальчика с тем, что было у Халида Максвелла? Мне кажется, они могут совпасть.

— Хм. Это интересно. Но, понимаете ли, даже если и окажется совпадение, вам от этого пользы не будет. В смысле юстиции. Вы не…

— Я все знаю. Я просто хочу выяснить, верны ли мои собственные подозрения. Не можете ли попросить его провести сравнение поскорее? Я не преувеличиваю, когда говорю, что это касается жизни и смерти.

— Хорошо, мистер Одран. Возможно, он позвонит вам сегодня чуть позже.

— Не знаю, как и благодарить вас, — с чувством сказал я.

— Ладно, — сказал ассистент. — Как скажете.

Он повесил трубку.

Кмузу тоже.

— Прекрасная аргументация, йа Сиди , — сказал он. Он почти улыбался.

— Ну, мы еще ничего не знаем. Нам придется подождать звонка доктора.

Я немного вздремнул. Проснулся я от того, что Кмузу положил мне руку на плечо.

— К тебе гость, — сказал он.

Я повернул голову и понял, что могу немного управлять своими мускулами. В гостиной раздались шаги, и вошел мой юный бедуинский друг, бен-Турки. Он сел на стул возле постели.

— Ас-салаам алейкум, йа шейх , — серьезно сказал он.

Я был очень рад видеть его.

— Ва-алейкум ас-салаам, — ответил я с улыбкой. — Когда ты вернулся?

— Меньше часа назад. Я приехал сюда прямо с поля. Что случилось с тобой? Тебе лучше?

— Кое-кто стрелял в меня, но Аллах на сей раз был на моей стороне. Моему врагу придется в следующий раз целиться получше.

— Будем молиться, чтобы следующего раза не было, о шейх, — сказал бен-Турки.

Я просто развел руками. Следующий раз будет, почти наверняка. Если не Хаджар, то еще кто-нибудь.

— Теперь скажи мне, как твоя поездка?

Бен-Турки поджал губы.

— Удачно. — Он вынул какой-то предмет из кармана и положил его на одеяло рядом с моей рукой. Я взял его своими скрюченными пальцами и поднес поближе, чтобы рассмотреть. Это был пластиковый именной жетон с надписью «Сержант аль-Бишах». Так звали того наджранского ублюдка, который избил нас с Фридландер-Беем.

Я забыл, что приказал убить этого человека. Я спокойно обрек его на смерть, и все, что осталось теперь от полицейского — этот жетон. И как я себя чувствовал? Я подождал несколько секунд, ожидая, что холодный ужас заполнит мои мысли. Но этого не произошло. Порой мы так легко относимся к смерти кого-то другого. Мне было все равно. Я чувствовал только нетерпение заняться делами.

— Хорошо, друг мой, — сказал я. — Ты получишь награду.

Бен-Турки кивнул, забирая жетон.

— Мы говорили о месте, которое будет приносить мне постоянный доход. Я приехал сюда, что бы испробовать сложности городской жизни. Думаю, я смогу тут побыть немного прежде, чем вернусь к Бани Салим.

— Мы будем рады тебе, — сказал я. — Я хочу вознаградить твое племя за их безграничное гостеприимство и доброту к нам, когда мы были брошены в Песках. Я думал построить вам поселение, возможно, возле того оазиса…

— Нет, о шейх, — сказал он. — Шейх Хассанейн никогда не принял бы такого дара. Несколько человек покинули Бани Салим и построили себе дома из бетонных блоков, и мы видим их раз или два в год, когда проходим мимо их деревень. Но большая часть племени держится старинных обычаев. Это решение шейха Хассанейна. Мы знаем о таких роскошествах, как электричество и газовые плиты, но мы — бедуины. Мы не променяем наших верблюдов на грузовики и наши шатры из козьих шкур на дома, что привяжут нас к месту.

— Я и не думал, что Бани Салим будут жить весь год в селении, — сказал я. — Но, может быть, племя захочет иметь удобные жилища, когда закончит ежегодную кочевку.

Бен-Турки улыбнулся:

— У тебя добрые намерения, но твой дар бы бы смертельным для Бани Салим.

— Как скажешь, бен-Турки.

Он встал и пожал мне руку.

— Теперь я оставляю тебя. Отдыхай, о шейх.

— Ступай с миром, племянник, — сказал я.

— Аллах йисаллимак, — сказал он и покинул комнату.

Около семи часов вечера того же дня зазвонил телефон. Кмузу поднял трубку.

— Это доктор Бешарати, — сказал я. Потом неуклюже взял трубку и поднес ее к уху. — Мархаба , — сказал я.

— Мистер Одран? Вы оказались правы в своих подозрениях. Рисунок распада клеток сердца мальчика и Халида Максвелла один и тот же. Я уверен, что они были убиты из одного и того же пистолета.

Я несколько секунд в задумчивости смотрел в пространство.

— Спасибо, доктор Бешарати, — наконец сказал я.

— Конечно, это еще не доказывает, что в обоих случаях им пользовался один и тот же человек.

— Это я понимаю. Но есть шанс, что это был один и тот же. Теперь я точно знаю, что мне делать и как.

— Ладно, — сказал медэксперт, — я не знаю, что вы имеете в виду, но всеже желаю вам удачи. Да будет с вами мир.

— И с вами, — сказал я, опуская трубку. Наказывая врагов и вознаграждая друзей, я решил подумать, что бы мне такое сделать для доктора Бешарати. Он несомненно заслуживал благодарности.

Той ночью я рано отправился спать и наутро я оправился достаточно, чтобы выбраться из постели и принять душ. Кмузу хотел, чтобы я избегал всяческих усилий, но это было невозможно. Была пятница — день Шабад, — и я был должен появиться на параде чаушей .

Я съел обильный завтрак и оделся в сизую форму, подаренную мне шейхом Реда. Брюки с черными лампасами были сшиты прекрасно и скроены так, чтобы заправлять их в высокие черные сапоги. Мундир со стоячим воротничком и лейтенантскими нашивками. Здесь также была высокая фуражка с черным козырьком. Полностью одевшись, я посмотрел на себя в зеркало. Мне подумалось, что сходство этой формы с нацистской не случайно.

— Как я смотрюсь, Кмузу? — спросил я.

— Это не ты, йа Сиди . Определенно, это не твой стиль.

Я рассмеялся и снял фуражку.

— Ладно, — сказал я. — Абу Адиль был достаточно добр и подарил мне эту форму. Й самое меньшее, чем я могу отплатить ему, так это ради него надеть ее разок.