Александр Прокопович - Детектив с Лысой Горы

Сани Евы и Леонида вырвалась далеко вперед. Еще немного – и они скроются за мостом, после которого уже Нева… Кажется, снег замедлил свое падение: я абсолютно точно знал, что сейчас должно что-то случиться. Наверное, дело в опыте – иногда просто хорошей реакции мало, нужно начать действовать до того, как что-то произойдет. Но что может случиться в самом центре города?

Кнут заработал с удвоенной силой. Расстояние между нами и санями Евы и Леонида стало сокращаться, когда это случилось.

Камушек, пролежавший на льду бог знает сколько времени, попал точно под полоз передних саней.

На какое-то мгновение их вес обрушился на камень, а тот, в свою очередь, передал его льду. Лед не выдержал. Трещина побежала вперед и назад от саней, обгоняя ход лошадей, на нее пришлись несколько ударов копыт, и, когда полозья проехали еще несколько метров, уже незначительного давления одного из них было достаточно, чтобы капкан захлопнулся. Трещина открылась как пасть, сани немного накренились – и встали. Ничего не понимающий Леонид (всё-таки это был Леонид) спрыгнул на лед. Мы всё еще были далеко… Никто не показался из саней и тогда, когда Леонид, стараясь держаться подальше от трещины, пытался освободить сани из ледяной ловушки…

Легкая серая тень скользнула к его саням, следом еще одна… Леонид, услышав движение, обернулся и… просто стоял и смотрел, как два кукушника вытаскивают из повозки ничего не понимающую, связанную по рукам и ногам Еву. Мы были уже рядом, когда на помощь к выбившимся из сил кукушникам подоспели еще несколько. Еще мгновение – и они скрылись в отверстии, проделанном в граните набережной.

Колокольчики всё еще продолжали звенеть, а Леонид всё так же пялился в то место, где он впервые увидел кукушника. Кинжал в изящных ножнах, висящий у него на поясе, вероятно, был просто украшением, во всяком случае, Леонид о нем даже не вспомнил. Он обернулся ко мне, и – не может быть – эта улыбка была отражением той, что я одарил его в коридоре. Улыбка была адресная и длилась не больше мгновения, но этого мгновения мне было достаточно, чтобы понять только одно – паралич Леонида вызван отнюдь не стрессом.

Вот когда я пожалел, что Трыща сегодня с нами нет… Уж этот-то догнал бы кого угодно даже в самом узком лазу.

Плащ долой, меч тоже придется оставить, обойдусь ножом. Э-хх – была не была – хочется верить, что дальше ход расширяется, иначе выбираться придется ногами вперед… В одной руке – уже зажженный факел, в другой – нож… Ну вот, я и отделался от грома колокольчиков.

Ход и вправду расширялся: вероятно, изначально он строился в качестве водосброса – дабы избежать выхода каналов из границ.

Погоня у меня получилась лишь до первой развилки. Дальше я просто методично упирался в один тупик за другим. Пока не наткнулся на Еву. Времени у кукушников было достаточно. Достаточно для того, чтобы быть уверенными – через месяц Ева, а точнее, то, во что она превратится, придет к ним сама.

У выхода меня уже поджидал Данила, так что вынесли мы Еву на поверхность сравнительно легко. Не придумав ничего лучшего, мы отнесли Еву в сани. Совсем не так я представлял себе, как понесу эту женщину на руках. Ева спала, и если бы я не знал, что случилось, то просто постарался бы её разбудить. Жертвы кукушников не просыпаются. Никогда.

Если посмотреть с высоты на Мойку, сани Леонида будут казаться белой точкой на серой глади льда. Дальше ехать некуда. Я не был художником – иначе всю оставшуюся жизнь рисовал бы её портреты. Я не был поэтом – её смерть была бы кульминацией поэмы. Я даже не был полководцем, чтобы сжечь во славу её имени город и построить новый. У меня был только один шанс – любить. Даже вчера у меня была надежда – ждать. Ждать я могу и сейчас – у меня есть месяц на ожидание чуда. Вот только надежды не осталось.

Это случится сегодня или завтра. Прошел месяц после атаки кукушников. Еву перевезли на дамбу. Здесь – то ли тюрьма, то ли больница. Десятки женщин всех возрастов, будто окуклившиеся гусеницы, ждут каждая своего часа, чтобы расправить крылья. Отсюда довольно близко до форта – их гнезда, а тяга здесь куда сильнее, так что всё, что им нужно, это выбраться на лед.

Я тоже живу здесь. К моему удивлению, я единственный, кроме охраны, кого интересуют жертвы. Родственники появляются лишь накануне рождения нового кукушника.

Впрочем, не мне судить этих людей. Быть может, не приезжать сюда требовало куда больше мужества, чем жить здесь, отсчитывая часы до того момента, как ждать больше будет нечего.

Меня сюда привез Павел Андреевич, пообещав, что, пока я буду здесь, с Алисой ничего не случится. Думаю, я еще долго буду вспоминать застывшую фигуру его сына, лишь наблюдающую, как кукушник беспрепятственно тащит Еву к лазу в гранитной стене. Странно, что я его до сих пор не убил, быть может, я это сделаю позже, если найду способ попасть в местную тюрьму. Леонид отбывает срок за похищение. Я надеялся на Данилу и Трыща, особенно на Трыща, этот застывать просто не умеет: что бы со мной ни случилось, с ними Алиса будет в безопасности.

Дамба многие годы была центром изучения «детей тяги». Все записи были предоставлены в моё полное распоряжение… Первую неделю я даже надеялся что-то найти. Потом перебирал бумаги просто из упрямства. Всё, что смогли понять мои предшественники, это что спасения нет и связи между жертвой и порожденным ею созданием нет тоже.

Ева оставалась всё такой же прекрасной. Кто бы знал, что в сказке о спящей красавице самым жутким будет финал.

Ритуал. Наверное, это какой-то странный ритуал, который понимает каждый житель этого города. Но его не дано понять мне. Сегодня или завтра Ева превратится в бесполое существо с параноидальной страстью к размножению… Или к заражению, как хотите, так и называйте – и мы уедем. Вернемся в свой город, где есть другие ритуалы.

Почти каждый день на дамбу привозили очередную жертву, почти каждый день очередной кукушник выходил на лед и его сносило к форту.

И каждый день приезжали родственники за останками. Главными врагами кукушников должны были быть гробовщики – на похоронах нескольких кусочков кожи много не заработаешь… Вот и очередной родственничек. Дежурный вначале долго сквозь решетку рассматривал пришедшего, после чего вызвал подкрепление, и только когда общее количество охранников, набившихся в небольшой тамбур, дошло до десяти, узенькая дверь открылась. Видно, я не единственный, кто не в восторге от кукушников. Иначе – трудно сказать, что именно здесь охраняют. Тела? Быть может, кто-то предпочитает, чтобы кукушник вылупился прямо у него в квартире? Скорее, очевидный метод покончить с проблемой раз и навсегда очевиден не только мне. Смерть жертв означала бы и постепенное вымирание детей тяги. Однако местная знать, вершащая судьбы города в Смольном дворце, посчитала правильным объявить жизнь кукушников и их жертв неприкосновенной.