Герман Рыльский - Кошмары [litres]

Соседняя комната выглядела чуть менее аскетичной – отдернув тяжелые шторы, девушка увидела несколько книжных шкафов, письменный стол и уютное кресло, укрытое пледом. Просмотрев содержимое полок, Тайна пришла к выводу, что хозяин библиотеки помешан на религиозной литературе. Здесь было все – история церкви, жития святых и мучеников, мемуары священнослужителей, проповеди, псалтыри, акафисты и молитвословы. Еще одна книга – толстый фолиант в кожаном переплете – лежала на столе, там же стоял подсвечник в застывших восковых потеках.

Девушка открыла книгу и увидела надпись:

Ежедневник

Заинтригованная, она устроилась в кресле, перевернула страницу и начала читать:

«1 января 1979 года, хутор Тупик.

Меня зовут Александр Иванов. Я начинаю вести этот дневник потому, что нет такого слушателя, который смог бы понять, что у меня на душе.

Сегодня ночью, когда до Нового года оставались считаные минуты, загорелась церковь, в которой я служил дьяконом. Потушить ее мы смогли только к утру, все церковное имущество сгорело. Теперь нам предстоит большое строительство, но не это занимает мои мысли. Мне страшно. Я почти уверен, что пожар произошел неспроста, а связан с тем, что мы совершили вчера днем. Что это, великое благо или великий грех? Я не знаю, и душа моя в смятении. Когда вся церковь была объята пламенем, начал звонить колокол. Он пробил двенадцать раз, отсчитывая последние секунды уходящего года. После этого колокольня рухнула. Многие считают, что нас постигла месть ведьмы.

Молитва не приносит утешения, каждую минуту я слышу предсмертные крики Марии, ее проклятия. Как мы будем смотреть в глаза Варваре? Девочке одиннадцать лет, и она осталась сиротой. Сейчас мне остается одно – доверить свои мысли этим страницам».

Тайна догадалась, что бывший дьяк Александр Иванов – это нынешний отец Александр. На трех последующих страницах дневника рассказывалось о событиях осени и зимы 1978 года и о том, что случилось в Тупике под Новый год, 31 декабря.

«Все началось в сентябре, когда заболел первый ребенок. Юля была дочкой Ирины и Захара, сапожника. В том году ей исполнилось четыре года. Спустя неделю заболела их старшая дочь, Катя. Ей было шесть лет. В первых числах октября сестер похоронили.

Никто не мог понять, от чего наступила смерть. Люди говорили, в Краснодар надо было везти, там бы врачи разобрались. Потом, когда заболел сын Аркадия и Елены Игнатовых, они первым делом отвезли его в город. Да только все бесполезно. Семилетний Витя умер в больнице, без диагноза. Обратно родители привезли маленький гроб.

Уже тогда кое-кто начал говорить, что здесь не обошлось без Марии. Женщина она была странная, тут уж спору нет. Молчаливая, гордая и нелюдимая. Глаза у нее были голубого цвета, а взгляд – внимательный и холодный. Бывало, посмотрит на тебя, и как-то нехорошо на душе становится. Одним словом, все ее в Тупике ведьмой считали. Даже мужики, хоть и смеялись над глупыми бабскими суевериями, а все же старались Марию стороной обходить. Мать ее, Полина, тоже, говорят, ведьмой была. В войну предсказывала, чей муж с фронта вернется, а чей нет. Ни разу, говорят, не ошиблась. Сама она тоже в войну овдовела, и в сорок девятом снова замуж вышла, за тракториста Андрея Беднякова. В том же году и родилась Маша. Андрей тогда на радостях напился и вздумал на тракторе покататься. Дело зимой было, он на речку выехал и под лед провалился. Одним словом, росла Мария без отца. А мать ее, Полина, умерла пятнадцать лет назад и, говорят, передала все свои знания дочери. Сама-то Мария замужем никогда не была, а Варю родила в девятнадцать лет неизвестно от кого.

Дети продолжали умирать, и по селу поползли нехорошие слухи. Вроде бы кто-то видел, как Мария возвращалась ночью с кладбища, другие утверждали, что она, как стемнеет, ходит по улицам и заглядывает в окна. Куда заглянет, там вскоре кто-нибудь заболеет.

Каждую неделю в поселке кого-нибудь хоронили. Люди стали говорить, что, не иначе, Мария сильно задолжала черту и теперь расплачивается невинными душами.

А в декабре произошло событие, которое по-настоящему взбудоражило народ. Захар, тот самый сапожник, дочери которого стали первыми жертвами мора, пустил по деревне странный слух. Якобы он проснулся ночью от подозрительного шума. Что-то неладное творилось в хлеву за стеной, где Захар держал двух своих коров. Решив, что это могут оказаться воры, он разбудил жену и, прихватив топор, отправился проверить, все ли в порядке. Засветив по дороге фонарь, он подкрался к сараю и распахнул дверь.

Грабителей внутри не было. Все оказалось куда страшнее – возле одной из коров сидела большая черная собака и пила молоко. Появление человека совсем ее не испугало. Она оставила вымя и повернула морду в сторону двери. Тут Захар заметил, что глаза у нее горят, словно угли. Он закричал, кинул в чудовище топор и побежал прочь. За его спиной раздался вой и как будто бы человеческий крик. Он вернулся в дом, запер дверь и только утром решился снова заглянуть в сарай. Корова, у которой собака пила молоко, околела. Солома вокруг была залита кровью, и там же Захар нашел четыре отрубленных человеческих пальца. По его словам, он закопал их на кладбище.

На другой день бабы заприметили Марию у колодца с перевязанной правой рукой. На вопрос, что случилось, она ответила коротко и ясно: «Отрубила пальцы, когда дрова колола». И все же было непонятно, каким образом она покалечила правую руку, если в ней обычно держат топор. Тем более что Мария не была левшой.

Конечно, все это могло быть цепью случайных совпадений, но к этому моменту люди были готовы поверить во что угодно, даже в оборотней.

Весь декабрь Мария почти не показывалась на улицах Тупика. А дети продолжали умирать. При этом Варю, дочь Марии, мор обходил стороной.

Развязка наступила вчера, тридцать первого декабря. Люди собрались в церкви послушать проповедь отца Афанасия. Он говорил о том, что нужно бороться с нечистой силой, но в его словах чувствовался двойной смысл. Среди прихожан было заметно напряжение. Когда проповедь закончилась, люди покинули церковь, но отчего-то не спешили расходиться. Женщины вполголоса переговаривались, словно что-то решали. На свою беду, через площадь в это время шла Мария. Кто-то окликнул ее, и она остановилась.

– Ты зачем детей наших губишь, ведьма?

Кажется, это крикнула Ирина, жена сапожника.

Мария ничего не ответила и хотела уйти, но бабы окружили ее. Я видел это с порога церкви, рядом со мной стоял отец Афанасий. Сейчас мне кажется, он знал обо всем заранее. Мужики толпились в стороне и, похоже, не собирались вмешиваться.

В Марию полетел первый камень, по разбитому лицу потекла кровь. Стало ясно, что расправа спланирована заранее – у всех, кто в ней участвовал, имелся достаточный запас камней. Довольно скоро ноги у Марии подкосились, и она упала на колени. Это было страшное зрелище. Снег вокруг нее, изрытый камнями, заливала кровь, лицо распухло. Избиение ненадолго прекратилось, и тогда она выкрикнула: «Будьте вы все прокляты! Вы и ваши дети с внуками! Все вы будете гореть в аду!»