Мария Гуцол - Осенняя жатва [СИ]

— Мы взяли твоих бедолаг, — голос О’Ши в динамике звучал слишком бодро для семи утра.

Керринджер рухнула на подушку. Скосила глаза на медноволосую голову рядом. Сказала тихо:

— Кто они?

— Пока не знаю. Нужно, чтобы ты их опознала.

— Твою мать, Ник! — Рэй почувствовала горячую ладонь, которая легла ей на бедро. Спросила у детектива безо всякого энтузиазма: — Прямо сейчас?

— Думал, ты захочешь быстрее подержать их за горло, — в голосе О’Ши мелькнуло удивление. — Вернее, того, что со сломанным носом. Второму и так достаточно плохо.

— Я не такая кровожадная тварь, как тебе кажется, — Керринджер вздохнула. Рядом раздался тихий смешок.

— Ты там не одна, что ли? — спросил детектив подозрительно. — Прости, что ломаю кайф, но у нас два убийства, и что-то подсказывает мне, что эти парни собирались тебя не на пиво пригласить. Давай вставай, не буди кровожадную тварь во мне.

— Хрен с тобой, — Рэй бросила трубку и с мученическим стоном начала выбираться из постели.

Кертхана перевернулся на спину и наблюдал за женщиной с улыбкой. И неожиданно у нее в груди защемило от непонятного, но резкого, как удар под дых, чувства потери, ощущения надвигающейся беды, неотвратимой, как Самайн.

К половине девятого утра Керринджер добралась до полицейского управления. Ник О’Ши ждал ее на лестнице у входа, кутался в пиджак под пронизывающим сырым ветром.

— Я спал три часа. На стуле в кабинете, — уныло сказал он. Утренняя бодрость за эти полтора часа у него успела смениться застарелой усталостью.

— Я — четыре. Кажется, — Рэй остановилась рядом с детективом, полезла во внутренний карман за сигаретами и зажигалкой.

— Снова с пушкой, — Ник О’Ши кивком указал на тяжелую кобуру, выглянувшую из-под куртки.

— Будь у меня револьвер вчера, мне бы не пришлось их бить, — Керринджер с наслаждением сделала первую затяжку. Хмурым осенним утром на пороге полицейского управления резкий табачный вкус был нужен ей, чтобы вернуть ощущение реальности происходящего. — Где вы их нашли?

— Три перекрестка от рыбацких кварталов. Они вломились в аптеку, провизор вызвала полицию. Ты чертовски везучая, Керринджер. У того, что с разбитым носом, был при себе пистолет.

— Или я была нужна им целой, — Рэй пожала плечами. Вчера ее бы это испугало. Сегодня — нет.

— Пистолет у экспертов, они только начали работать. Но ставлю двадцатку, что он принадлежал нашему приятелю Курту.

— Мне это не нравится, — хмуро сказала Рэй и снова затянулась. — Тварь в рыбацких кварталах, парни эти наверняка оттуда, безумный старик, бормотавший про жатву.

— А уж мне-то как, — хмыкнул О’Ши. — Давай, туши свою отраву, пока я не окоченел.

Формальности в полиции затянулись на два часа. Керринджер ходила курить, пила отвратительный кофе из автомата в холле. В автомате закончился сахар, и горький эспресо на вкус походил на жженую резину. Ей пришлось три раза сказать девушке в форме, что было темно, и она не может ручаться, что разглядела лица нападающих во всех подробностях, потом — сходить в другое крыло к судебному медику, показать ему налившийся синевой синяк на скуле и костяшки пальцев. И только когда из лаборатории Нику О’Ши сообщили, что пистолет действительно зарегистрирован на Курта Манна, детектив махнул рукой, разрешая Рэй идти.

К этому моменту ее уже мутило от недосыпа и привкуса плохого курева во рту. Вернулось ощущение смутной тревоги. Из холла Керринджер позвонила отцу. Не стала рассказывать ни про нападение, ни про Кертхану-Охотника, только спросила, дошел ли до магазина Бен Хастингс. Хрен его знает, может, он тоже сгодится ублюдкам для жертвоприношения.

Парень был на месте, драил полы в подсобке, и Рэй вздохнула с облегчением.

Возле полицейского управления улицы пестрели вывесками ресторанчиков и маленьких кафе. Керринджер выбрала то, где не было ни полицейских в форме, ни людей в костюмах, которые выглядят более выразительно, чем любая форма. Ресторанчик был для них слишком маленьким и слишком с претензиями.

Она заказала травяной чай с каким-то незнакомым названием и лазанью. Устало откинулась на спинку плетеного стула. Прикрыла глаза, вспомнила неожиданно рыжую голову на собственной подушке. И снова дурное тяжелое предчувствие неподъемной ношей упало на плечи.

Лазанья была вкусной. И чай с мятой неплохо забивал привкус плохого кофе и сигарет. Рэй ела без удовольствия. Болела ушибленная скула, голова из-за недосыпа и курева казалась будто набитой ватой. А нужно было как-то собрать в кучу обрывки мыслей, вчерашние разговоры, смутные предупреждения Тома Лери, прямые ответы Короля, которые были хуже смутных предупреждений, потому что еще менее понятны.

Нужно было возвращаться домой, поспать еще пару часов, прибрать, но Керринджер не хотелось. Маленькая квартира под самой крышей неожиданно показалась ей какой-то слишком пустой. Тревога, щекоткой поселившаяся под черепом, требовала действий.

Керринджер одним глотком допила чай. Расплатилась по счету. Можно было пешком дойти до дома, чтобы проветрить голову, но, кажется, сейчас это было опасно. Проклятье, да сейчас все было опасно!

Медленно она проверила револьвер под курткой. Сегодня он был заряжен свинцом. Сгодится для людей, бесполезно против тварей, ну а насчет сидов — Рэй надеялась, что в них ей стрелять не придется.

На Самайн охотник всегда настигает жертву. Значит, она не будет жертвой, но охотником.

Керринджер потребовалось меньше получаса, чтобы дойти до стоянки, где она всегда оставляла машину. И еще сорок минут на то, чтобы через хитросплетения улиц добраться до рыбацких кварталов.

Возле круглосуточной аптеки за три квартала полицейский в форме следил за погрузкой на эвакуатор машины. Для техники было слишком тесно, водитель погрузчика ругался, коп ругался, коренастый парень в куртке криминалиста ругался тоже. Рэй пришлось выехать на тротуар, чтобы объехать их.

Она припарковала машину ровно там же, где в прошлый раз была натянута желтая полицейская лента. Ветер с озера пах рыбой и сыростью. Старые дома нависали над узкими улицами, на ветру полоскалось белье. Керринджер поежилась. Но куртку, тяжелую, зимнюю, застегивать не стала, чтобы быстрее дотянуться до револьвера.

Причалы глубоко вдавались в свинцовое тело Лох-Тары. Ветер гнал мелкие волны на галечный берег. На воде болтались катера и потрепанный четырехвесельный ялик.

Старик в грязном дождевике сидел на перевернутой лодке и курил папиросу. В дневном свете борода его была пегой от никотина. Нестриженные волосы сосульками свисали вдоль лица. Рэй подошла ближе. Запах рыбы стал сильнее.

— Мне нужны ответы, — сказала она.

Глаза у старика были водянисто-прозрачными. Он несколько секунд смотрел на женщину, не моргая, потом снова уставился на серую воду озера.