Генри Олди - Нюансеры

Пьяный, что ли?

— Гля, Филин! Гастон, ё…

— Точно?!

— Не пойму. Наш при своём уме был…

— Бежим?

— А вдруг не наш? Ноги бить, ё…

— А вдруг наш?! Лютый съест, если опять прозявим…

Сипарь с Ломом проснулись от спячки. Побросали охнарики [75] Охнарик — окурок ( жарг .). в грязь, галопом припустили за Костей и Ёкарем. Сипарь даже кашлять перестал. Тем временем Гастон-не-Гастон успел свернуть на Университетскую горку. Когда на горку вылетели преследовали, они увидели свою цель, шустро рвущую когти в сторону Павловской площади. Удирал гад, похоже, вовсе не от Кости с Ёкарем, двигаясь прежней заячьей скидкой, зигзагами и загогулинами, но быстро-то как! Задыхаясь, Костя вылетел на площадь — вон он, сучий потрох, к реке бежит! Утопиться, что ли, вздумал?

Вот же подляна, а? Казалось, догнать его — раз плюнуть…

— Уйдёт, ё! Живей давай!

Гурьбой влетели в узкий проулок. Едва не застряли.

— Твою мать!

— Куда он делся, ё?!

— Тихо, шелупонь! — зашипел Сипарь змеем подколодным. — Спугнёте гастролёра — без Лютого на клочки потрамзаю!

Стараясь не шуметь, фартовые растянулись цепочкой, двинулись гуськом, в затылок друг за другом. Костя шёл первым. Он-то и увидел мелькнувшую впереди фигуру в когда-то бежевом, а ныне грязном пальто.

— К реке забирает!

— Видел его?

— Ага! Свернул, падла…

Вместо награды за бдительность Костя огрёб увесистый пинок в зад:

— Топай, давай! Топай и зорь! И тихо, ракло!

Пинок — ладно. А за «ракло» было обидно страсть как! Проглотив обиду, Костя решил делать, что велено. Дважды ему чудилось, что они потеряли гастролёра — на диво шустрый, Гастон то и дело исчезал, и понять, куда он свернул, было задачей решительно безнадежной. Филин весь обмирал — всё, расправы не миновать! Зарежут, как пить дать зарежут! Нет, шло время, и впереди опять мелькало знакомое пальто.

— На зады тянет!

— На какие зады?!

— К «Гранд-Отелю», ё! Больше некуда!

Поселиться решил, что ли? Почему с площади не зашёл, через главный вход? На кой честному постояльцу по задворкам шариться?

— Бежим!

Путаясь в мешанине плоскостей и уступов, пандусов и колонн, утонув в столпотворении людей и нелюдей, Клёст на миг растерялся. Заозирался по сторонам: где? куда?! На счастье ( везёт! ему снова везёт! ), выше домов торчал перст, устремлённый в небеса — колокольня Успенского собора. Перст сиял золотом, подмигивал: «Господь на твоей стороне!» Ангелы осеняли крыльями божьего посланца, указывали путь: от собора до «Гранд-Отеля» было рукой подать.

Улица, как на грех, уводила в сторону (бес водит, путает!). Клёст двинул напрямик, дворами и переулками. Странное дело! Идти таким путём оказалось легче: бесовских препон встречалось заметно меньше.

— Входите тесными вратами, — бормотал Миша, спотыкаясь и крестясь на колокольню. — Потому что тесны врата и узок путь, ведущий в жизнь, и немногие находят их…

К отелю он вышел задами, со стороны реки. Огляделся, нырнул в щель между домами, ведущую на задний двор ресторана — и чуть не упал, потому что услышал голоса̀. Неужто?

— Узок путь, ведущий в жизнь!..

Притаившись за дровяным сараем, Клёст с осторожностью выглянул. Бес — всё в том же пальто и каракулевой шляпе — стоял к нему спиной, шагах в семи. Пред бесом распинался, что-то втолковывая чёртовому отродью, неопрятного вида жид — при пейсах и бороде, в картузе, залихватски сбитом на затылок.

Кто бы сомневался! Жиды да черти одной шерсти!

Миша окинул двор цепким взглядом. Кроме беса с жидом — ни души. Пара кухонных окон, выходивших сюда, до половины замазана белилами — чтобы не пялилась внутрь всякая шушера. Это хорошо, изнутри тоже ничего толком не разглядишь. Сарай, за которым прятался Миша: тёмное, старое дерево, набухшее от влаги. Пальцы ощущали его рыхловатую податливость. По левую руку громоздились хозяйственные пристройки, кособокие и приземистые. Меж ними тянулся извилистый проход, уводя вниз, к реке, откуда явился Клёст. Значит, три входа-выхода: со стороны собора, от реки — и арка подворотни, выводящая на площадь. Даже если услышат крик — пока сообразят, пока прибегут… Мишин след уже и простынет. Поди знай, какой дорогой ушёл; как выглядит!

— Входите тесными вратами…

Ножей Клёст не любил. На дело брал револьвер, а то и два. Но здесь — особый случай. Раз беса свинец не берёт, на серебро вся надежда. На серебро — и на помощь Господню. Бес не один? Жидом больше, жидом меньше. Туда и дорога бесовскому прихвостню!

Клёст подобрался, намереваясь кошкой выметнуться из-за сарая, всадить заветный ножик в тугую адову плоть.

— Пойдёмте, Константин Сергеевич. Ещё рыбки закажем?

— Торо̀питесь, Лев Борисович?

— Холодно здесь. Не нравится мне погодка…

— Всё-то вам шуточки…

Уходят!

Пять шагов до дверей.

Успею!

Догнать, прыгнуть на спину. Зажать рот, полоснуть по горлу…

В затылок хлестнуло ледяным ветром. По хребту пробежало стадо знобких мурашек. Мише было хорошо знакомо это чувство. Не раз оно спасало ему жизнь.

Опасность!

— Он, — выдохнул Костя, шалея от удачи.

Гастон прятался за дровяным сараем. Сбоку было хорошо видно, что его поганая морда неумело перевязана, как если бы Гастона мучил гнилой зуб. Дальше, на чёрном дворе ресторана, возле помойки, точили лясы двое ветошников: один жид, а другой вроде приличный. На кой их занесло-то сюда, к помойке?

— Пасёт их! Зуб даю, пасёт…

Костя обернулся, приложил палец к губам, показал дружкам рукой: укройтесь, мол! Как ни странно, его послушались — даже Сипарь с Ломом. «Ну хорошо, — лихорадочно размышлял Костя. — Гастон пасёт ветошников, мы — Гастона. Что дальше? Думаешь, брат Филин, Гастон тебя к своей хазе приведёт? Накормит, напоит, в баньку сводит?! А вдруг он тебя на ходу срисует? Или до ночи за ветошниками шляться будет, а потом в темноте сдёрнет — ищи-свищи!»

На плечо легла тяжёлая лапа Сипаря. Притянув Костю к себе, громила зашептал в самое ухо, брызгая жаркой слюной:

— Вяжем гастролёра, понял?

Костя молча кивнул.

— Как по спине хлопну — рви к нему.

— Повяжем ли? Начнёт орать, набегут из кабака…

— Гурьбой навалимся! — пообещал Сипарь. — Скрутим — и к Лютому.

Костя не очень понимал, как они будут тащить скрученного Гастона через весь город к Лютому, но на всякий случай кивнул во второй раз. Связываться с Сипарём — себе дороже.

Как-то дотащим, ладно.

Ветошники тем временем решили вернуться в ресторан. Гастон привстал, подобрался. Догнать их хочет? Зачем?! Хлопок Сипаря прервал Костины горькие думы, чуть всю душу не вышиб. Миг промедлив, Костя рванул к зловредному Гастону, но поскользнулся, упал на колени. Его обогнал Ёкарь. Позади, отстав на шаг, тяжко топали Сипарь с Ломом.