Генри Олди - Нюансеры

«Если у вас восемь человек детей‚ и Б-г благословил вас таким состоянием‚ что вы можете ежедневно тратить на продовольствие четырнадцать с половиной копеек (семь копеек на хлеб‚ три на селедку‚ три на крупу и картофель, и полторы копейки на лук‚ соль‚ перец)‚ то это значит‚ что вы не только не голодаете‚ но “дай Б-г и в будущем не хуже”. Если вы можете расходовать лишь девять копеек в день‚ это значит “живем кое-как‚ перебиваемся”. А если у вас нет почти ничего‚ и вы проголодали с женой, детьми и старухой-матерью с понедельника до четверга…»

В сочетании с водкой и фаршированной рыбой это смотрелось живой иллюстрацией к теории классовой борьбы. «Если у вас восемь человек детей…» У Алексеева было девять братьев и сестёр. В юности мать, желая утешить сына после проваленного экзамена, подарила ему Причудника — чистокровного английского скакуна. Если мерить меркой «дай Б-г и в будущем не хуже», шести сотен рублей, отданных за Причудника, хватило бы на прокорм семьи, меньшей, чем Алексеевы, в течение одиннадцати с лишним лет.

Никто из посетителей не взглянул на него, когда он шёл к выходу. Даже не заинтересовались.

В берлоге бес сидеть не станет. Куда он пойдёт? Уж точно не на эту — как её?! — Москалёвку. Здесь нашёл пристанище Миша Клёст, здесь ангелы…

Центр! Надо бежать в центр.

Там бесу самое место. Воскресенье? Ну и что?! Суета мирская, народ толпами — только успевай искушать да пакостить! Наверняка у чёртова отродья и другие дела есть, кроме Михаила Суходольского. Весь город, сволочь рогатая, перекраивает, перелицовывает, как портной — дедовский сюртук. Скоро житья совсем не станет…

Следы бесовской бурной деятельности Клёст обнаруживал на каждом шагу. Город, по которому он шёл, превращался в адскую сцену — вроде той, вчерашней, на заковыристом чердаке геенны, только куда обширней. На Москалёвке ещё туда-сюда, а возле церкви — так и вовсе благолепие. Но чем ближе к Николаевской площади, тем плотнее громоздились на улицах кубы, призмы и конусы — каменные, деревянные, из папье-маше; уходили в бесконечность, отблёскивая изморозью, стальные пандусы и наклонные плоскости; старинные надгробия и дорические колонны высотой от полутора аршин до семи-восьми саженей торчали из мостовой — грибы, ей-богу, натуральные грибы!

Подлинные грибы, впрочем, тоже встречались, большей частью поганки.

Чёрная, густо закопченная труба пересекала улицу наискось. Одним концом она уходила в землю, другим — в окно третьего этажа дома напротив. С неба свисали длиннющие пряди женских волос — русые, каштановые, седые. Их доводилось раздвигать руками. Какие-то волосы были чисто вымыты, иные — сальные, грязные, в перхоти. По нелепой прихоти, вторые пахли ладаном и лавандой, первые же воняли серой. Миша старался избегать волос, но получалось не очень. Вот пандус: взберёшься — соскользнёшь. Вот нагромождение колонн: забредёшь — потеряешься. Вот беспокойный шлагбаум, вот самоходный пень…

Народ по улицам тоже шёл всякий. Попадались люди обычные, приличные: усатый казак в лиловом бешмете, при папахе, портупее и шашке; купчина размером с гиппопотама дымил сигарой толщиной с оглоблю; девица-мещанка хвалилась накидкой сиреневого сукна с капюшоном; мастеровые, чиновники, торговки, нищие, дородная старуха в бордовом салопе…

Нет, старуха была уже из других.

Меж людьми, несомые мартовским ветром, проплывали бледные до прозрачности существа — утопленницы, духи, не пойми какая нежить. У некоторых прохожих, с виду вполне обычных, при ближайшем рассмотрении обнаруживались рога или хвост, собачья голова, ноги, вывернутые в коленках назад. Угрозы от них не исходило — даже от гниющего кассира, временами мелькавшего в толпе, и старухи в бордовом салопе. Мишино чувство опасности молчало; он быстро перестал обращать внимание на тварей и сосредоточился на прокладывании пути-дороженьки в той чертовщине, которой стараниями беса обернулся благополучный губернский город Х.

Спрятаться решил? Надгробиями отгородился? Армией преисподней?! От Клёста не спрячешься! Где тебя искать, где? Куда бесу податься в воскресенье? Уж всяко не в церковь!

Куда же?!

Остатки снега быстро истаивали. Грязь чавкала почище вчерашнего. В небе сквозь пряди волос и рванину облаков то и дело проглядывало солнце. Тем не менее Миша мёрз сильнее, чем в недавние мороз и метель. Желая согреться, он прибавил ходу, но поскользнулся на гладком шаре, утопленном до половины в землю. Пытаясь сохранить равновесие, шагнул на середину мостовой — и его с силой толкнул мускулистой грудью конь, похожий на дракона: с перепончатым гребнем, горящими углями глаз, мохнатыми львиными лапами. Клёст птичкой отлетел к тротуару, больно ударившись плечом о мраморное надгробье…

…или всё-таки о поребрик?

Драконь гневно заржал, норовя встать на дыбы. Упырь-кучер, скаля жёлтые прокуренные клыки, обложил Мишу трёхэтажным загибом.

— С вами всё в порядке? Не ушиблись?

Над ним воздвигся добродушный фавн в добротном пальто-«честерфилде». Из головы фавна росли витые бараньи рога; губы были выворочены, как у мавра.

— Вам помочь?

Фавн протянул Мише волосатую лапищу.

— Спасибо, сударь, я в порядке.

Клёст всё же уцепился за протянутую лапу, и силач-фавн с легкостью вздёрнул его на ноги.

— Благодарю вас, добрый сатир! Дальнейшая помощь мне не нужна, справлюсь сам.

Рогач оторопел. Раскланявшись с ним, Миша двинулся дальше. На него косились, озирались вслед. Брюзгливый чиновник в новехонькой шинели покрутил пальцем у виска, потому что был глуп, как пробка. Не понимал, дурак: на Мишу — одна надежда. Кто ещё спровадит беса в ад? Кто избавит город от дьявольской перелицовки?!

Лестница, по которой спустился Клёст, привела его в подземелье. Может, здесь, поближе к преисподней, бес и притаился? Над вратами ада красовалась вывеска: «АНТИКВАРНЫЙ МАГАЗИНЪ ГУСМАНА».

Сами врата больше смахивали на обычную дверь. Впрочем, когда Миша толкнул створку, по Мише ударил медный погребальный колокол.

Внутри обнаружилась пещера с сокровищами. На скальных уступах и дубовых полках-стеллажах таинственно отблёскивали в свете трёх керосиновых ламп серебряные дражуары и бронзовые курильницы, подсвечники и дикарские маски, кальяны и трубки, столовые приборы и сервизы, вазы и статуэтки…

— Добрый день. Желаете что-то подыскать?

За прилавком скорчился седобородый карла со стёклышком в глазу. Опасным карла не выглядел. «Вряд ли он служит бесу, — подумал Миша. — Хотя от врага рода человеческого можно ожидать любых каверз».

— Фарфор? Серебро?

— Серебро у меня есть, — Клёст продемонстрировал карле нож. — Ангельской пробы.