Павел Иевлев - Мертвая женщина играет на скрипке

— Я помню, — серьезно ответила она, — мы найдем ее. Обязательно.

Ложась спать, подставил под ручку двери стул. Не помогло.

Если это сны, то самые эротичные и реалистичные в моей жизни. Не иначе, дохлая бабуля ворожит.

***

За утренним кофе, наблюдая за тем, как дочь гипнотизирует внутренность холодильника, пытаясь усилием лени материализовать в нем что-то, не требующее приготовления, вспомнил про просьбу Клюси.

— Лайса, — позвал я задумавшуюся полисвумен.

— А? Что? — вскинулась она, посмотрев на меня с каким-то испугом.

— Меня тут девушка одна попросила… Клюся. Сказала, ты знаешь, о чем речь.

— Еще бы не знать… — скривилась Лайса. — Она мне уже голову просверлила с этим.

— А в чем вопрос? Если не секрет.

— Юное дитя, — обратилась она к дочери, — хватит размораживать холодильник и греть уши. Как бы долго ты туда ни смотрела, там не появится ничего нового, кроме плесени. Бери вон йогурт и выметайся, нам с твоим отцом надо кое-что по работе обсудить.

Настя картинно вздохнула, демонстрируя отношение к нашей нечуткости, но взяла йогурт и вышла.

— Мрачная история, — пояснила Лайса. — В прошлом году Клюсина мать стала жертвой Бабая. У девочки, конечно, был тяжелейший шок, и она буквально сдвинулась на идее, что в этом виноват ее отец. Что она мне только ни высказывала, ты бы слышал! И что он знает, кто такой Бабай, и что он с ним в сговоре, и что он угрожал матери, прямо говоря, что, если она не уймется, то Бабай придет за ней.

— Не уймется? — заинтересовался я.

— Клюся говорит, у них был конфликт, но категорически отказывается говорить о его причинах. Утверждает, что не знает, но врет, это видно. И еще — она одержима чувством вины. Считает, что мать погибла из-за нее, но не объясняет, почему. В общем, комок нервов и узел психозов.

— А от тебя она чего хочет?

— Чтобы я позволила ей участвовать в расследовании.

— А ты?

— Даже если бы она была взрослым сотрудником полиции, ее бы не допустили расследовать дело об убийстве собственной матери. Это, во-первых, неэтично, во-вторых, нарушает принцип личной незаинтересованности. А уж юную девушку с психологическими проблемами…

— Понимаю. Ну что же, она попросила меня, я попросил тебя. Никто не обещал, что ты согласишься.

— Я без особого трепета отношусь к служебным инструкциям, — сказала Лайса, — но это просто опасно. Она склонна к необдуманным поступкам. Так что не уговаривай меня, ладно?

— Кто к ним не склонен в восемнадцать-то лет… А что, я мог бы тебя уговорить?

— Ты — мог бы, — тихо сказала Лайса, глядя в стол, — но не надо, пожалуйста.

— И не собирался, — удивился я, — ты совершенно права. Это плохая идея. А что по нашему делу? Что нашли на том планшете?

— Ах, да, — спохватилась полисвуман, — как раз хотела с тобой обсудить. Дело в том, что планшет на «Кобальте», а наши спецы не умеют с ним работать. Не смогли вскрыть, представляешь?

— Нет, — признался я, — не представляю. В кино полицейские хакеры могут вскрыть по блютусу бутылку пива, не то что планшет.

— Бутылку они вскроют и без блютуса, — проворчала Лайса, — а вот как до дела доходит… В общем, у меня к тебе просьба. Спроси своего товарища, не может он нам чем-то помочь?

— Петровича? Ты о нем знаешь?

— Я тебя умоляю, в этом городе любой приезжий виден, как прыщ на носу. Спросишь?

— Конечно, почему нет.

— Возьми, — она вытащила из сумочки пакет с планшетом, — можно лапать, отпечатки сняли. Есть только «пальчики» жертвы, так что ничего нового. Все, я на работу, держи меня в курсе.

— Опять на каблуках? — поддел ее я.

— А вот и нет! — гордо ответила Лайса. — Отныне я выше этого. Или ниже? В общем, никаких каблуков! Долой социальные стереотипы!

— Отлично! — поддержал ее я. — Даешь естественную длину ног!

— Ты на что-то намекаешь? — нахмурилась девушка.

— Нибожемой! У тебя очень красивые ноги, — честно сказал я.

— То-то же! — гордо ответила она и ушла.

— Какие планы на день? — спросил я дочь, заглянув в ее комнату.

Она валяется на разобранной кровати в трусах и майке и пялится в смарт.

— Никаких. Буду тупить. Может, поиграю немного. Как тебе очки?

— Очень круто. Совсем другое восприятие.

— Я погоняю их чуть-чуть?

— Конечно.

— Сэнкс.

— Посуду убери, — показал я на скопившиеся возле кровати грязные чашки и тарелки, — пока зародившаяся там жизнь не захватила эту планету. И не в раковину покидай, а помой сразу.

— Паап, не нуди.

— Дочь, я к тебе привык, но перед Лайсой неловко.

— А что у вас с Лайсой, па? — она даже смарт отложила и повернулась ко мне.

— Ничего у нас с Лайсой, — сказал я почти честно. Сны ведь не считаются? — Рабочие отношения.

— Мне кажется, она тебя романсит.

— Может быть, немного.

— И как ты к этому?

— Не знаю, — признался я. — По крайней мере, пока не найду Марту. А как ты к этому?

— Ну, такое… Она не противная. Но Марта лучше. Хотя…

— Что?

— В них есть что-то общее. Не знаю, что именно. Ощущение. Впрочем, я не лезу в твою личную жизнь, — сказала она и взялась за смарт, как бы намекая «а ты не лезь в мою».

— У нас пока общая жизнь, дочь. Ты несовершеннолетняя. И убери посуду, я серьезно.

— Да уберу, отстань!

Подростки.

В магазине «ИП Е. Денница» было пусто, только сидело на прилавке, свесив в проход худые ноги в потертых кедах, неопределеннополое существо по имени Фигля.

— Привет, — сказал я.

— Учмурил азовку, странь? — ответило оно мрачно. — Взбутусил ватарбу ономнясь? Вотще.

— А где она?

— Вожгается, не вякай.

— Подожду.

Я повернулся к полке за прилавками и стал рассматривать странные предметы на ней. Большая часть имеет такой вид, как будто их нашли на помойке, но есть и новые, блестящие. Похожи на творения артефактора-абстракциониста.

— За катуну гузаешь, странь? — спросило Фигля. — Нудьма брезеть было, не фурять.

Я неопределенно пожал плечами, не очень понимая местный молодежный сленг. Похоже, меня в чем-то упрекают.

— Не гузай, азовка смаклачит, — успокоило меня оно, — вона зело хупавая.

— Надеюсь.

— Спасибо, Фигля, — сказала, входя, продавщица, — можешь идти.

— Ништо, — кивнуло оно важно и, спрыгнув с прилавка, вышло на улицу.

— Здравствуйте, — сказал я. — Я пришел один.

— Вижу, — ответила продавщица. — Зови меня Екза.

— Странное имя…

— Можешь звать Екзархией Олафовной, если хочешь. Екзархия Олафовна Денница.

— Лучше Екза, спасибо. Я Антон.

— Я знаю.

— Кажется, все знают.

— А ты что хотел, так нарисовавшись?

— Жену найти хотел.

— А нашел неприятности.

— Что делать, брак состоит не из одних удовольствий.

— Языком ты ловок трепать… Ладно, говорила я с твоей женой. Она велела, чтобы ты ее не искал.