Павел Иевлев - Мертвая женщина играет на скрипке

— Ладно, вкусно было. Ты норм готовишь. Не как Марта, конечно… А Лайса твоя, поди, и яичницу пожарить не сумеет!

— Это лучше спросить у нее самой. Может быть, она готовит только хамоватых нетактичных подростков в их собственном ядовитом соку?

— Бе-бе-бе, — скорчила рожу Настя. — Я в «Макара» пойду, ладно? Потусить с ребятами.

— Я с тобой.

— Вот еще! Ну пааап…

— Не обсуждается. Мы все еще в тревожном режиме, если ты не забыла. Обойдется Виталик без хватания тебя за коленки.

Дочь возмущенно фыркнула и удалилась одеваться. Подростки…

А я достал смарт и открыл почту. Кроме кучи спама и пресс-релизов с прошлой работы, там оказалось очередное письмо от Бабая:

Интересуетесь судьбой коллеги, Антон?

Это вполне разумно, ведь это и ваша судьба в ближайшем будущем. Кстати, мы неплохо с ним пообщались. Он, в отличие от вас, не игнорировал мои письма. Нет, не подумайте, что я напрашиваюсь на содержательный диалог. Даже у арестованного есть «право хранить молчание», хотя оно ему, как и вам, не помогает. Просто мне кажется, что вы многое теряете, учитывая, как мало вам осталось.

А вот ваш коллега был весьма любопытен и разговорчив, и мы успели приятно побеседовать. Надеюсь, эта приятность была взаимной, хотя он до самого конца не верил в серьезность моих намерений.

Знаете, Антон, мне кажется, это профессиональная деформация. Фикторы склонны к типичной ошибке демиургов — они формируют реальность, и оттого считают себя ее повелителями. Но, если вы вращаете ручку генератора, это не значит, что электрический заряд не может вас убить. Впрочем, вы фиктор начинающий и, в силу сложившихся обстоятельств, вряд ли успеете набраться дурных привычек, свойственных этому ремеслу.

А о коллеге не переживайте. Думаю, вскоре вам представится возможность на него посмотреть. Вряд ли вам это понравится, но будет познавательно, я уверен.

С надеждой на ответ, Бабай.

Пафосный какой тип. Такому только в маньяки или в депутаты. Но правда, стоит, наверное, ответить. Разве не в этом мой долг помощника полиции?

Приветствую

Немного непривычно писать маньяку, который собирается тебя прикончить, так что вы, надеюсь, извините меня за некоторую задержку с ответом.

Знаете, несмотря на ваши в целом верные рассуждения о смерти, я пока далек от осознания своей смертности в практическом плане. Увы, как вы, опять же, верно заметили — я ограниченный человек. Не могу жить с мыслью «вот, скоро помру». Вы так углубились в мою биографию, что наверняка знаете о моей прошлой работе. Она приучила меня к небольшой, но реальной вероятности смерти в любой момент. От случайной или точно нацеленной пули, от боевого дрона, в котором удалено распознавание пресс-чипа, от прилетевшей в лагерь неизвестно чьей гранаты. И, тем не менее, я всегда вел себя так, как будто это не может случиться со мной.

Может быть, поэтому оно и не случилось?

Продолжу придерживаться этой тактики, уж простите. А вас что привело на скользкую и этически сомнительную стезю серийного маньяка?

Антон.

Переслал бабайское письмо Лайсе. Все-таки улика.

«Ответь какую-нибудь глупость, как ты умеешь», — пришло в ответ.

«Уже», — лаконично сообщил я.

«Кого он имеет в виду под «коллегой»?

«Без понятия», — ответил я, хотя уже догадался.

«Вечером обсудим».

«Ок».

— Паап? Как тебе мой мейкап? — спросила выбравшаяся, наконец, из ванной Настя.

— Э… Супер.

— Серьезно? — подозрительно спросила дочь. — Не «ночь кровавой панды», не «посмертная маска похмельного клоуна», не «филин-сварщик в конце смены»? Ничего из того, что у тебя считается юмором?

— Ничего, клянусь! Вижу, ты наконец осознала, что твоя природная красота требует тщательной маскировки. Кроме того, должны же мы проверить чувства Виталика? Если он не убежит с пронзительным визгом, увидев это сочетание черного и багрового, то готов вынести практически все…

— Блин, папа, ты опять издеваешься! Это непедагогично! У меня разовьются комплексы!

— Ничего страшного. У тебя впереди потрясающая карьера гримера в фильмах ужасов. С таким талантом тебе никакие комплексы не помешают.

— Тьфу на тебя, — ушла умываться. Вышла накрашенная несколько менее экспрессивно и на этот раз не стала спрашивать моего мнения. Ну и правильно — что вообще понимают в жизни эти взрослые?

Когда мы, оставив зонтики сушиться в прихожей, прошли в гостиную «Макара», там оказалось непривычно шумно. На столе стоит небольшой цифровой бумбокс, над ним колдует Клюся, остальные собрались вокруг.

— Нет, Виталя, тут ты лажаешь! — строго выговаривает она дочкиному кавалеру.

— Ничего не лажаю! — обижается он. — Нормальный ритм!

— Нет, ты тут послушай…

Она включила бумбокс, оттуда зазвучала запись довольно прилично сыгранного, на мой взгляд, кавера на старинную джазовую тему «When I Get Low, I Get High». Правда, вместо контрабаса у них бас-гитара, а вместо саксофона, внезапно, скрипка. И да, бас немного не попадает, а вот скрипка ведет идеально.

« Ain’t never gonna get me

«Cause when I get low

Oooo I get high », — выпевает голос Клюси на записи. Интересно, нынешняя молодежь знает, что выражение «get high» на сленге — принимать наркотики? И песню вполне можно перевести как: «Когда я в полной заднице — я наглухо упарываюсь», а не «Когда мне грустно, я веселюсь», как пела бабушка Фитцджеральд в далеких 30-х? Вряд ли. Сейчас и наркотики-то цифровые.

Виталик упрямо не признавал свою лажу, и Клюся поставила запись репетиции сначала. На скрипке явно профи, в отличие от всех остальных. А ведь у них в группе нет скрипача.

Забавненько.

— Струнодрочер! — злилась Клюся. — Играл, но не угадал ни одной ноты! Ты знаешь, какая разница между бас-гитаристом и драм-машиной?

— Какая? — мрачно спросил Виталик.

— Полтакта! Полтакта между вами разница, ты что, не слышишь! Было в группе три музыканта — два умных, а третий басист.

— Можно тебя? — отвлек я Клюсю от морального дотаптывания басиста.

— Нельзя меня. Я кусаюсь, — зло ответила девушка.

— Надеюсь, ты почистила зубы, потому что у меня пара вопросов.

— Валяй.

— Валять не буду, но давай все же отойдем куда-нибудь.

— Точно не будешь? — спросила она, отведя меня в комнату. Судя по разбросанным вещам и незаправленной постели, все девочки-подростки одинаковы.

— Чего не буду?

— Меня валять. А если я не против? — она изобразила фигурой что-то предположительно притягательное.

— Не ерунди, — отмахнулся я, — я не ведусь на дешевые детские провокации.

— Мне уже исполнилось восемнадцать, между прочим, — буркнула она. — Ну ладно, ты прав. Ненавижу вожделеющих меня старикашек. Что хотел-то?