Павел Иевлев - Мертвая женщина играет на скрипке

Иван развернулся и бросился бежать. Башку я ему все-таки прилично сотряс, мотало его здорово, но и я не в лучшей форме после заплыва. Гонка двух инвалидов. Я молчал, берег дыхание, он тоже — так что бежали молча, громко топая (он) и шлепая мокрыми кроссовками (я). Кроссовки меня и подвели — размокшая обувь разболталась, провернулась на ноге и я, поскользнувшись, навернулся на дорогу, сбив колено, руку и то ли подвывихнув, то ли потянув щиколотку. Теперь я мог только ковылять, ругаясь, а Иван стремительно удалялся, унося с собой сведения о местонахождении Марты. За ним, слетая с крыш, собирались в стаю черные птицы.

— Стой, мудак! — закричал я вслед, предчувствуя недоброе. — Да стой ты, хуже будет!

Он меня то ли не слышал, то ли не верил. А зря. Птиц становилось все больше и они, громко хлопая крыльями, начали пикировать на него сверху. Первая просто взъерошила волосы, он отмахнулся от нее не глядя, вторая зацепила крылом, заставив сбиться с шага, а третья, видимо, больно долбанула клювом уже пострадавший сегодня затылок. Во всяком случае, он вскрикнул и наддал, ускоряясь. Я из последних сил ковылял за ним, подвывая от боли в ноге. Иван, не разбирая дороги, бежал вглубь болот, а за ним тянулся густеющий шлейф из черных птиц. Вскоре они скрылись в наползающем тумане, а я похромал обратно.

«Навьи — это птицы на злых ветрах», — известили меня Мироздание и шизофрения вычурным шрифтом на кирпичной стене.

Луна скрылась, заморосил дождик, но я уже не мог стать мокрее. Настя тоже. Сидит, прислонившись к бортику фонтана, глаза закрыты. Я, присев, подхватил ее на плечо и, крякнув, поднял. Да, подросла девочка. В десять лет таскал как пушинку. И куда нам теперь?

— Маржак! — повелительно сказала смотрящая на нас Сумерла. — Отведи его.

Толпы резвых местных детишек уже не было, а вот здоровенный худой телохранитель карлицы тут как тут. Он потянулся взять у меня Настю, но я угрожающе сказал:

— Руки повыдергиваю!

Он не настаивал, просто повернулся и пошел, размашистой корявой походкой рассохшегося буратино. Я даже не удивился, когда через три поворота оказался возле Лайсиного дома. Дождь уже поливал вовсю, дело было к утру, и я из последних сил поднялся с Настей по лестнице. Кроссовок пришлось разрезать — так опухла нога. Ничего, к травмам мне не привыкать. Зафиксирую чем-нибудь, пройдет. Но сначала Настя. Раздел, обтер полотенцем, замотал в теплый халат. Вот так хорошо.

— Ты как?

— Жуткая слабость, — сказала она еле слышно. — Не могу пошевелиться.

— Вот и не шевелись. Сейчас горячего сладкого чаю тебе сделаю.

— С печеником?

— С печеником.

— Спасибо, пап. Ты самый лучший.

— Ну, выбирать тебе не приходится.

Собрал с пола мокрое и понес в ванную. Там, в полной остывшей уже воды ванне лежала Лайса.

Я почему-то в первую секунду решил, что она мертвая. Как-то она так лежала… Голая, скрестив руки на груди, глядя остановившимся взглядом в потолок. Волосы плывут черной медузой вокруг головы, над водой только лицо, в пупке стальная горошина пирсинга, над лобком та самая татуировка. Не обманули сны.

Я остановился, не зная, что делать, но она моргнула, и я понял, что жива. Хотя небольшой острый ножик рядом мне не понравился.

— Не смогла, — сказала она равнодушно и тихо. — Хотела, но не смогла.

— Ну офигеть был бы сюрприз, — ответил я без сочувствия. — Но так тоже ничего. Ты лежи, лежи, я просто вещи принес в стирку. Не буду тебе мешать. Ножик подать? Кстати, разве тебе не полагается стреляться из табельного? Ты же офицер.

— Я не знала, что ему нужна девочка. Он обещал, что вернет тебе жену, и вы просто уедете.

— И ты поверила?

— Не совсем, — призналась она. — Но он обещал, что мы тоже уедем. Вместе. Мне так осточертел этот город.

— Это вряд ли, — сказал я, припомнив, как исчез в тумане преследуемый птицами Иван.

— Я поняла. Я сразу это поняла, когда вернулась и увидела, что Насти нет. Меня вызвали в управление, а он сказал, что все уже сделано, он отведет ее домой. Оказалось, что в управление меня не вызывали, какой-то глюк системы, я поехала домой, а ее нет, и Иван не отзывается. И я все поняла.

— Какая сообразительная, — хмыкнул я.

Я уже не злился на нее. Тяжело злиться на женщину, которая лежит перед тобой голой. Но и сочувствия к ее пиздостраданиям не испытывал ни малейшего.

— За такое не просят прощения. Я не знаю, как с этим жить дальше, — сказала она жалобно.

Я не растрогался и не сжал ее в объятиях. Во-первых, она голая и мокрая, а во-вторых, из-за нее я снова лишился жены и чуть было не лишился дочери.

— Поплачешь, погорюешь, да и заживешь себе. Ты не первая, кого мужик использовал и кинул, — ответил я равнодушно. — Если ножик тебе больше не нужен, то лучше вылезай, а то вода остыла. Простудишься еще.

И похромал Насте чай делать. Горячий и сладкий. С печеником.

Выглянув в окно, ознакомился с актуальной назаборной сентенцией: «В жизни может случиться что угодно. В том числе и ничего».

И не поспоришь ведь.

Наутро все были живы и, в основном, здоровы. Настя сопела, разметавшись во сне, Лайса, тщательно избегая встречаться со мной в коридоре, смылась на работу пораньше. И только я хромал на замотанной эластичным бинтом ноге и чувствовал себя прескверно. Ограничение мобильности мне сейчас очень не к месту, потому что жену я так и не нашел, и, боюсь, вряд ли ее положение стало лучше. Впрочем, у меня снова нет идей, где ее искать, поэтому пойду-ка я поработаю.

— Нетта, рабочий вход. Нетта?

Смарты — мой и Мартин — не перенесли купания в фонтане. Бюджетные модели, что вы хотите. Но и на ноутбуке вирп не отзывался. А говорят, «Кобальт» не глючит. Пришлось входить вручную. Надо же, отвык уже, кажется неудобным. Менюшки все эти, курсор, пароль…

Спустился из комнаты в трактир, из-за стойки мне приветливо помахал дворф.

— Привет, — поздоровался я, — как бизнес?

— Лучше всех! — довольно оскалился он острыми мелкими зубами. — У меня подобралась компашка серьезных ребят, и, если что, мы рискнем сыграть с Мадам на равных!

Ну вот, образовался альтернативный центр силы, ресурсы поделены примерно поровну, теперь либо установится равновесие с разделом сфер влияния, либо грянет война на уничтожение. В любом случае, игра станет интереснее и живее, а разве не в этом состоит моя рабочая функция?

— Не видел моего кобольда?

— Они тут пили с той роскошной красоткой, — взгляд дворфа затуманился вожделением. — А потом пошли куда-то.

— Сильно набрались?

— Изрядно. Особенно твоя. Субтильная дамочка…

Интересно, куда унесло моего вирпа?

А на улице меня ждало потрясающее явление. Прямо у входа в трактир стояла Элина. В полной униформе офис-стервы: юбка-карандаш, идеальная белая блузка, туфли на каблуках. Строгая прическа, неброский макияж, очки в тонкой оправе, носимые явно для имиджа. Только отсутствие бюстгальтера под тонкой блузкой выбивается из образа. Наверное, это специально, чтобы смутить собеседника, вынужденного буквально домкратом поднимать сползающий взгляд к лицу. На улице игрового города вся эта роскошь смотрелась, мягко говоря, странно. Проходящий мимо юный полуорк присвистнул и сказал громко: «Зачетные дойки!». Элина даже взглядом не повела.