Аркадия Мартин - Память, что зовется империей [litres]

А потом вернула аппарат на место и отправилась рекомендовать Махит Дзмаре на место следующего посла Лсела, и еще многие недели чувствовала себя… хорошо. Праведно .

Но теперь она стоит в своем складе памяти, в своем успокаивающем, мирном хранилище, и сердце ее колотится, и чувствует она вкус адреналина и свинца, послевкусие недовольства собственного имаго, который никогда бы не нанес такой вред любой имаго-линии – если только официально, на обозрении всего Совета, с полного одобрения. «Что еще я могла бы затронуть», – думает Акнель Амнардбат. Что еще она могла бы изменить.

И повлияло бы это хоть на что-то – раз все равно у врат их сектора стоят тейкскалаанские военные корабли?

Даже эта защищенная комната расколется, расплывется мусором, если судно вроде «Кровавой Жатвы Возвышения» решит, что точке Лагранжа станции Лсел лучше быть незанятой . Все ее вмешательство в память, все ее очищение от яда: все впустую. Она опоздала.

Сходство изводит меня: я не могу мчаться, как мчатся эбректы в своих быстринах, четвероногие и живые в охоте, но я понимаю саму натуру стаи: как она полагается на своего вожака, как в мгновение убийства становится единым организмом. Я понимаю сию натуру, поскольку это и моя натура – и тейкскалаанская; а впрочем, возможно, это универсально для всего человечества: находить обобщающую цель, подчинять свое «я» сплоченной дружине. Я уже не уверен в существовании универсальных истин. Слишком долго пробыл один; становлюсь варваром, варваром среди варваров, и вижу сны о Тейкскалаане в чужих когтях. Я не считаю свои сны сколько-нибудь неподобающими; это движитель желания, это проекция себя в будущее. Воображение возможностей.

ПРЕДМЕТЫ, ЗАПРЕЩЕННЫЕ К ВВОЗУ (СТАНЦИЯ ЛСЕЛ): фауна, не указанная в графе ЛИЧНОЕ ИМУЩЕСТВО (ПИТОМЦЫ И КОМПАНЬОНЫ), флора и грибы без сертификата нулевого уровня радиации после стерилизации электронным лучом, продукты питания без упаковки (продукты питания могут быть стерилизованы на таможне), все предметы, способные выпускать твердые снаряды в атмосфере; все предметы, способные выпускать пламя или горючие жидкости; все предметы, способные излучать летучие частицы (включая рекреационные вещества для назального употребления; «дым-машины» развлекательной индустрии; «коптильни» поваров)…

Во тьме Город выглядел чужим. Не столько притихшим, сколько заколдованным : без солнца бульвары и глубокие цветочные пруды Дворца-Земля казались шире, форма всех зданий – необыкновенно органической, словно они вот-вот выдохнут или расцветут. Немногие тейкскалаанцы, еще блуждающие по улицам, не смотрели в глаза – перемещались, словно тени, по какому-нибудь своему дворцовому делу, безмолвно. Махит следовала за Три Саргасс пригнувшись. Она чувствовала болезненную слабость, и ныло все: бедро, ладонь и голова – голова почти наверняка из-за напряжения, а не последствий неврологического припадка. Почти наверняка.

Шаги гулко отдавались от мрамора. На Лселе никогда не было всепоглощающей темноты, не считая самого космоса: всегда кто-нибудь да не спал и стоял на вахте. Общественные пространства одинаковы в любой момент твоего личного цикла сна/бодрствования. Если хочется тьмы, отправляешься к себе в комнату и отключаешь освещение.

Здесь же целая половина планеты осталась без солнца и пробудет такой еще четыре часа. Махит не имела ничего против суточного цикла, когда большую часть темного оборота находилась в четырех стенах. Но снаружи все оказалось иначе . Тяжелое непроглядное небо словно бы давило на затылок, усиливало головную боль. Темнота как будто дирижировала звуком, приглушала и искажала, хоть она и знала, что это невозможно.

Единственное, что стало заметнее в этот ночной час, чем в течение дня, – это золотая вязь недремлющего ИИ Города. Она бежала под ногами петлями и спиралями, заползала по фундаментам некоторых зданий до второго этажа, словно паразитический грибок, и переливалась в потемках. Три Саргасс шагала по ней с такой решимостью, что Махит заподозрила, что она боится.

И еще она шла без своей облачной привязки. Сняла, как только они вышли из императорских покоев, убрала в карман. «Мы нигде», – сказала она, и Махит поняла это так, что они не оставят в Городе электронного следа от официального присутствия Три Саргасс. Теперь же, следуя за ней в разверзающуюся тьму, Махит спрашивала себя, не пытается ли ее посредница уйти от какой-то встречи с Городом, который необъяснимо отказался ей подчиниться.

Который опалил ее синим пламенем, словно она вовсе не гражданка. Словно идеальный алгоритм , расхваленный Десять Перлом, назначил ее чем-то чужеродным, чем-то, что следует изгнать. Инфекцией, что выжигают тем самым синим пламенем.

На такие образы Махит наталкивало только то, что они крались посреди ночи во Дворец-Восток; сама Три Саргасс, если поделиться с ней такими мыслями, наверняка бы подняла ее на смех. Это все из-за нервозности, с которой она вышла после встречи с Шесть Путем: выплывшее на поверхность подспудное напряжение.

Гражданская война . Город, воюющий сам с собой.

И прав ли он в своем желании воспользоваться имаго-аппаратом, чтобы не дать этому великому голодному зверю – этой империи – сомкнуть челюсти на собственной плоти?

Дворец-Восток был ярче Дворца-Земля, но не менее зачарованным: свет шел от горящих неоновых трубок, красных, синих и оранжевых, освещавших дорожки на плазах: сияющие провожатые к тому или иному правительственному зданию. Три Саргасс замешкалась на развилке, где ИИ-вязь стягивалась в узел, – заметно расправила плечи – и отвернулась, чтобы поспешить по улице, горящей оранжевым, поманив Махит за собой. Белые цветы вдоль тротуаров выглядели так, словно их окунули в пламя.

Махит, очевидно, слишком давно не спала, если разглядела огонь в цветочных композициях. В этом-то и беда. Не в том, что у нее галлюцинации – она была почти уверена, что нет, – а в том, что она не спала, а весь адреналин после инцидента с ядовитым цветком и встречей с Шесть Путем шел на убыль.

Тем не менее она тихо спросила:

– Ты избегаешь Города?

Три Саргасс не остановилась.

– Нет, – сказала она. – Просто не хочу лишний раз рисковать, вот и все.

Они не обсуждали случившееся на плазе Центр-Девять. В апартаментах Девятнадцать Тесло не было времени. Или это просто казалось неправильным – говорить под всевидящими очами записывающего оборудования эзуазуаката. Теперь же, в темноте, Махит ощутила себя то ли осмелевшей, то ли потерянной, то ли какую-то смесь этих чувств, которая славно развязывала язык.