Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

– А это еще что?

Жюли показала на пару тонких черных бархатистых жгутиков, свисавших с тоги.

– Это хвостовые отростки бабочки. Во время полета эти длинные черные шлейфы придают бабочке несравненное изящество.

Он разложил платье.

– Примерь-ка скорей!

Жюли сняла свитер с юбкой и осталась в одних лишь трусиках и бюстгальтере. Нарцисс не сводил с нее глаз.

– О, не сердись, я просто прикидываю, впору ли будет тебе наряд. Лично меня женщины не волнуют, – с равнодушным видом изрек он. – Впрочем, будь у меня выбор, я бы предпочел быть женщиной, лишь бы только нравиться мужчинам.

– Ты правда хотел бы быть женщиной? – удивленно спросила Жюли, быстро одеваясь.

– У греков есть легенда, согласно которой женщины во время оргазма испытывают удовольствие в девять раз сильнее, чем мужчины. Так что сильному полу не повезло. А еще мне бы хотелось быть женщиной ради того, чтобы в один прекрасный день почувствовать себя беременной. В конечном счете существует лишь одно по-настоящему важное занятие – передавать жизнь. А мужчинам этого не дано.

Между тем Нарцисс смотрел на Жюли совсем не безразличным взглядом. На ее светлую кожу, длинные, отливающие черным блеском волосы, большие глаза, будто отороченные птичьими крыльями. Его взгляд остановился на ее груди.

Жюли закуталась в платье, как в банное полотенце. Ткань на ощупь была мягкая и теплая.

– Такое приятно носить, – призналась она.

– Само собой. Платье-то пошито из шелковых нитей, которые вырабатывает гусеница парусника улисса. А нити украли у бедной крошки, пытавшейся обмотаться защитным коконом. Но дело того стоило, ведь сей дар предназначался тебе. Индейцы вендат, прежде чем выпустить стрелы в какое-нибудь животное, объясняют ему, почему они на него охотятся. Например, чтобы прокормить свою семью или изготовить одежду. Когда я разбогатею, то построю шелковую фабрику, где шелк будут прясть из нитей, которые вырабатывают гусеницы бабочек, и я буду рассказывать гусеницам, каким клиентам они дают свою нить.

Жюли посмотрелась в зеркало, висевшее на двери уборной.

– Нарцисс, платье просто блеск. Такого еще никогда не было. Знаешь, а ведь ты мог бы стать стилистом.

– Улиссом для волшебной сирены, чего уж там! Никогда не понимал, почему упрямый греческий мореход не внял чарующим голосам этих волшебниц.

Жюли поправляла платье так и эдак.

– Красиво говоришь.

– А ты красиво выглядишь, – серьезно сказал Нарцисс. – И голос у тебя просто изумительный. Когда я его слышу, у меня мурашки по спине бегут. Мария Каллас может отдыхать.

Жюли рассмеялась.

– Ты точно уверен, что девушки тебя не волнуют?

– Любить можно и безо всякого желания притворяться, что играешь в сотворение нового человека, – заметил Нарцисс, гладя ее плечи. – И я люблю тебя по-своему. Моя любовь односторонняя и потому всеобъемлющая. Взамен мне ничего не нужно. Мне, с твоего позволения, достаточно лишь видеть тебя и слышать твой голос.

Зое обняла Жюли.

– Ну вот, наша гусеница превратилась в бабочку. Во всяком случае, внешне…

– Перед вами точная копия крыла бабочки парусник улисс, – повторил Нарцисс для новоприбывших.

– Великолепно!

Цзи-вонг взял Жюли за руку. Девушка успела заметить, что с недавних пор все мальчишки из группы с удовольствием прикасаются к ней под тем или иным предлогом. И ей это не нравилось. Мать неустанно твердила ей, что люди должны держать меж собой дистанцию, как автомобили, защищенные буферами, иначе при слишком плотном сближении у них могут возникнуть неприятности.

Давид принялся растирать ей шею и ключицы.

– Чтобы снять напряжение, – объяснил он.

Жюли и в самом деле почувствовала, как у нее мало-помалу расслабилась спина, но следом за тем от прикосновения пальцев Давида она опять напряглась – пуще прежнего. И отпрянула.

Перед ними снова предстал директор культурного центра.

– Поторопимся, ребятки. Скоро ваш выход, зал сходит с ума.

Он наклонился к Жюли.

– Да у тебя гусиная кожа, крошка. Что, замерзла?

– Нет, все хорошо. Спасибо.

Она надела туфли без задника и каблука, которые протянула ей Зое.

Они вышли в костюмах на сцену и в последний раз проверили все настройки. При поддержке директора центра они сумели изготовить красочные декорации и значительно повысить качество звука.

Директор пояснил: учитывая, что первое их выступление спровоцировало стычки, в этот раз он для подстраховки нанял шестерых крепких распорядителей, которые будут следить за порядком. Так что группа может быть спокойна – на сей раз ни яйца, ни банки из-под пива ей не угрожают.

И музыканты принялись каждый за свое дело.

Леопольд устанавливал гигантскую книгу. Поль проверял ароматизаторную установку, Зое листала энциклопедию, Нарцисс расправлял складки на костюмах и раздавал маски. Франсина настраивала синтезатор, Поль налаживал свет. Давид подстраивал микрофончик у сверчка, а Жюли повторяла короткие подводки, которые должна была проговаривать между песнями, связывая их воедино.

Что касается сценических образов, Нарцисс приготовил оранжевый костюм муравья для Леопольда, зеленый костюм богомола для Франсины, красные в черную крапинку надкрылья, как у божьей коровки, для Зое, панцирь, как у жука, для Цзи-вонга, черно-желтое облачение, как у шмеля, для Поля и темный сверчковый наряд для Давида. А настоящему сверчку на шею повязали крохотный галстук-бабочку. Наконец, себе самому Нарцисс сшил пестрый костюм кузнечика.

Тут опять объявился Марсель Вожирар с намерением взять у них интервью. Наскоро их опросив, он сказал: «Я и сегодня не смогу остаться. Но признайте, в предыдущей моей заметке все было по правде, не так ли?»

Жюли подумала: если все журналисты работают так же, как он, информация, которую они сливают в прессу и вечерние новости, лишь на малую толику соответствует действительности. Тем не менее она сказала примирительным тоном:

– Истинно так…

Но Зое такой поворот явно не понравился.

– Погодите, объясните-ка, о чем это вы. А то я что-то не пойму.

– «Хорошо пишешь только о том, чего не знаешь». Подумайте над этим. Все логично. Как только начинаешь проникать в суть вещей, тут же теряешь объективность, потому что порассуждать о вещах пристало на расстоянии. Китайцы говорят – тот, кто проведет в Китае один день, сможет написать книгу, тот, кто останется у них на неделю, способен написать только статью, а тот, кто проживет с ними целый год, вообще ничего не напишет. Лучше и не скажешь, верно? И это правило применимо ко всему. Даже когда я был маленький…

Жюли вдруг поняла: да ведь этот репортер спит и видит, как бы у него самого взяли интервью. Марсель Вожирар не питал никакого интереса ни к их группе, ни к их музыке: он вообще ни к чему не питал интереса. Он уже всем пресытился. Единственное, чего ему хотелось, – чтобы Жюли сама задавала ему вопросы, чтобы спросила, как он постиг эту свою журналистскую премудрость, как применяет ее на деле, какое место он занимает в местной редакции «Горниста» и как ему там работается.