Бернар Вербер - День Муравья [litres]

Летиции Уэллс захотелось взять соседку за плечи, повернуть к себе и сказать, глядя ей в глаза: «Нет, не надо рожать детей! Удержитесь! Будьте, черт побери, поскромнее! Принимайте противозачаточные, предлагайте презервативы своим любимым, остановите ваших многодетных подруг, остановитесь сами. На одного полноценного ребенка приходится сто неполноценных. Игра не стоит свеч. Потом неполноценные приходят к власти, и мы имеем то, что имеем. Если бы ваша собственная мать отнеслась к ситуации серьезнее, она не подвергла бы вас всем этим страданиям. Ваши родители подложили вам свинью, но не стоит за это мстить: не рожайте детей сами. Прекратите заниматься любовью, становитесь лучше, а не плодитесь».

Приступы мизантропии (сейчас она находилась в фазе гуманофобии) оставляли у Летиции горький привкус во рту. Но надо сказать, он ей был не слишком неприятен.

Она справилась с собой и улыбнулась паучихе-вязальщице.

Лицо соседки, светящееся счастьем материнства, напомнило ей… Нет, не надо… Оно напомнило ей… ее маму. Линг-Ми.

У Линг-Ми Уэллс обнаружилась последняя стадия лейкемии. С раком крови шутки плохи. Линг-Ми, любимая мамочка Летиции, никогда не отвечала на ее вопросы о том, что ей сказал доктор. Линг-Ми всегда говорила: «Не волнуйся, доченька, я выздоровею. Врачи настроены оптимистично, и лекарства год от года все действеннее». Но в ванной комнате, в раковине, все чаще виднелись следы крови, а в корзинке для мусора – пустые блистеры от болеутоляющих. Линг-Ми намного превышала предписанные дозы, но боли не уменьшались.

Настал день, когда «Скорая» увезла ее в больницу. «Не волнуйся. В больнице есть необходимые аппараты и специалисты, которые будут меня лечить. Убирай в квартире, будь умницей и навещай меня каждый день».

Линг-Ми была права: в больнице были прекрасные аппараты. Настолько прекрасные, что она никак не могла умереть. Трижды она пыталась покончить с собой, и трижды ее спасали, буквально возвращая с того света. Она сопротивлялась. Ее обездвижили – пристегнули к кровати и накачивали морфием. Когда Летиция приходила к матери в больницу, то видела ее исколотые шприцами руки в синяках. За месяц Линг-Ми Уэллс превратилась в сморщенную старуху. «Не волнуйтесь, мы ее спасем», – уверяли Летицию врачи. Но Линг-Ми не хотела спасения.

Держа дочь за руку, она шептала: «Хочу… умереть». Что могла сделать четырнадцатилетняя девочка, слыша такое признание матери? Закон запрещает умирать кому бы то ни было. Особенно если умирающий может платить по тысяче франков в сутки за отдельную палату и сиделку.

Эдмонд Уэллс после госпитализации жены тоже сдавал на глазах. Линг-Ми попросила мужа помочь ей совершить переход, который она задумала. Однажды, когда силы ее были на исходе, он смирился с неминуемым и научил ее, как свести на нет дыхание и биение сердца.

Он провел сеанс гипноза. Разумеется, никто этого не видел, но Летиция знала, что делает отец, помогая заснуть ей самой. «Тебе спокойно, тебе очень спокойно. Вдох и выдох, как волны, туда-сюда. Тихо-тихо, туда-сюда. Каждый вдох медленнее и глубже предыдущего. Каждый вдох приносит тебе силу и покой. Ты не чувствуешь своего тела, не чувствуешь ног, не чувствуешь рук, туловища, головы. Ты легкое перышко, ты мягко паришь в воздухе».

Линг-Ми улетела.

На ее лице застыла счастливая улыбка. Она умерла как будто уснула. Врачи-реаниматоры тут же забили тревогу. Они вцепились в нее, как ласка вцепляется в цаплю, чтобы не дать ей улететь. Но на этот раз победа осталась за Линг-Ми.

С тех пор у Летиции появилась задача, которую она должна была решить, – победить рак. И еще у нее появилась ненависть к врачам и любым другим вершителям человеческих судеб. Она была уверена, что с раком до сих пор не справились только потому, что никто по-настоящему этого и не хотел.

Летиция стала онкологом. Она хотела доказать, что рак поддается лечению, что врачи, которые лечили ее мать, были недоучками, они мучили ее вместо того, чтобы помогать. Но ее постигла неудача. И вот теперь у нее осталась только ненависть к вершителям судеб и страсть к неразрешимым задачам.

Журналистика позволила Летиции совместить разочарование с надеждой. Перо могло обличить несправедливость, вдохнуть жизнь в толпу, вывести на чистую воду лицемеров. Увы, очень скоро она убедилась, что среди лицемеров первое место занимают ее коллеги. Отважные на словах, они по большей части жалки в поступках. В статьях они обличают самые разные пороки, но сами готовы на любую низость, лишь бы им повысили зарплату. По сравнению с теми, кто крутится в мире СМИ, медики показались ей славными ребятами.

Однако как журналистке Летиции удалось создать свою нишу и найти территорию для охоты. Ее имя стало известным после того, как она успешно разрешила несколько криминальных загадок и добилась, что коллеги отошли в сторонку, ожидая, когда она рухнет с высоты, на которую забралась. Так что она просто не могла себе позволить сделать неверный шаг.

В качестве очередного трофея она присмотрела дело Сальта – Ногар. И не собиралась щадить слишком резвого комиссара Мельеса.

Ну, вот и конечная станция. Летиция пошла к выходу.

Вязальщица, убирая работу, пожелала ей хорошего вечера.

Каким образом: Человек, повстречавшись с препятствием, первым делом задает вопрос: «Почему возникла проблема? Кто виноват?» Он ищет виновного, желая его наказать, чтобы такое больше не повторялось.

Муравей, повстречавшись с препятствием, в первую очередь спрашивает: «Как я могу с ним справиться? Кто придет мне на помощь?»

В мире муравьев нет понятия вины.

Всегда была и будет огромная разница между теми, кто спрашивает, почему это не работает, и теми, кто интересуется, как сделать, чтобы это работало.

В настоящее время мир принадлежит людям, которые заняты вопросом «почему?», но придет день, когда власть возьмут те, кто спрашивает: «Как? Что сделать, чтобы?..».

Коготки, жвалы упорно работают. Рыть, рыть – другого выхода нет. Вокруг мятежников, которые с ожесточением трудятся ради своего спасения, все дрожит и вибрирует.

Вода затопила Город. Она разрушила все великолепные замыслы, все передовые новации Шли-пу-ни, и сейчас потоки уносят их обломки. Суетой и пустыми затеями были все эти сады, грибные плантации, хлева и загоны, помещения для цистерн с водой, зимние хранилища, терморегулируемые ясли, солярий, сеть водоснабжения… Все исчезло, уничтожено наводнением, как будто ничего никогда и не было.