Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

Вся злая, невозможная фигура Зверя задергалась, заколотилась в приступе агонии.

Душа Лиссая затрепыхалась у меня на шее, как птенец.

– Нет… – простонала я и закрыла глаза.

– Все хорошо, – сказал Карл и положил мне руку на плечо.

От этого касания земля стала уходить из-под ног еще стремительнее – хотя куда уж там?..

И, если честно, я была уже совсем не против потерять сознание. Чтобы не было этого дня, не было этих смертей, чтобы не было – ну ее к праху – вообще всей этой истории, потому что так нельзя. «Зап-ре-ще-но!» – как по слогам, повторяет Рэнди.

– Смотри! – Карл толкнул меня в бок. – Открой глаза, Тинави!

Я, стуча зубами, повиновалась. С неба летела еще одна ветвистая молния. Тысячи звериных приспешников, замершие на земле и в воздухе, следили за ней, подрагивая крылышками. Мы не отличались от них своим ожиданием…

– Полынь успел отпрыгнуть! Обалдеть! Вот это скорость! А теперь – смотри – он опять вернулся к красной точке! – воодушевленно продолжил Карл. Его пальцы сжались, ощутимые даже сквозь пальто.

И снова – Зверя затрясло, зашатало. Мухи начали разлетаться прочь, недовольные такими жилищными условиями.

Зрелище с молниями повторилось несколько раз. Полынь снова и снова успевал увернуться от разящего небесного электричества. Мы этого не видели, но логика не оставляла других версий происходившего. Интересно… А ведь я никогда раньше не спрашивала: значит, теневики могут одновременно применять Прыжок и Скольжение ?..

– Это все меняет! Вот он – измор для Зверя! – удовлетворенно выкрикнул Карл.

Слишком удовлетворенно, на мой взгляд, учитывая, что возле нас лежал мертвый Теннет, а силы куратора отнюдь не бесконечны… Но я решила, что сейчас не время для проповедей, и лишь продолжила следить за пляской в небе: Прыжок Полыни – молния Отца – хрип Зверя – Прыжок Полыни – молния Отца – хрип Зверя…

– Э… А Отец когда-нибудь успокоится? – спросила я минуту спустя.

– Не знаю… – признал Карл. – Виновники моих смертей еще ни разу не пытались избежать кары.

Я замерла, осмысляя информацию.

– В смысле – виновники твоих смертей ?!

– Находились психи, которые убивали меня. – Мальчик пожал плечами. – Так мы и вывели правило Отца про убийство богов – по прецеденту.

– То есть Теннет оживет? – Я скосила взгляд на пепельную кожу маньяка и меч, торчащий у него из груди.

Карл замешкался. Потом кивнул:

– Раз Отец мстит за него – то должен ожить, наверное. Если бы его совсем исключили из игры – вся их затея с твоим куратором оказалась бы просто театрализованным самоубийством моего брата…

Я нервно хихикнула:

– И нам пришлось бы вытаскивать грязный, кровавый меч и втыкать уже в тебя…

– И там, – подхватил подросток, кивая на изрядно покореженного Зверя, – сейчас Прыгала бы ты…

– Я бы так не Прыгала. Я бы легла и приняла эту чертову… прахову, пеплову смерть!

– Лентяйка!

Как два полных идиота на поле боя, мы начали истерически смеяться.

Сумасшествие на двоих с богом. Пир во время чумы.

Так бывает – мозг просто не выдерживает боли – и до свидания, крыша…

Очаровательно.

И как раз в этот момент огромная, страшная фигура Зверя вдруг начала медленно, очень медленно заваливаться вбок и вперед.

Ко мне мигом вернулась серьезность.

Исполин упал на колени. Потом со стоном, разрывающим барабанные перепонки, рухнул на промерзлую землю всем корпусом, растекаясь по горам горячей жижей смерти, армией из мотыльков. Багровая искра мигала все слабее и слабее…

– Зверь… Умирает! – неверяще выдохнул Карл. И тотчас зажал себе рот, то ли пришедший в ужас от своей отнюдь не благостной радости, то ли боясь ликовать слишком рано.

Но Зверь действительно умирал.

Царь Хаоса издал еще один потусторонний стон.

Последняя молния – двойная, широкая, особенно яростная – ядовитой змеей скользнула в нутро поверженного чудовища.

У меня подкосились колени. Сердце выпрыгнуло куда-то в глотку и застряло там, на подступах к глазам: сердце хотело и не хотело видеть, что будет.

Молния еще не достигла, не сотрясла собой псевдоискру монстра, когда возле меня материализовалось разноцветное ватное пальто, фиолетовая шапка и груда амулетов на невидимом теле. Буквально на одну двадцатую секунды, прежде чем Прыгнуть дальше – дабы не приводить новую молнию к нам.

Прозрачная рука Полыни нежно щелкнула меня по носу.

На прощанье.

И куратор исчез вновь.

И появился на пустыре в центре драконьего плато.

Еще недавно там толпилась целая армия звериных приспешников, но… Стоило исполину пасть, как его войска начали трусливо, торопливо исчезать. Они бесславно растворялись – прямо в воздухе, как хлопья снега на воде. И сам Зверь тоже медленно испарялся, осыпался шуршащими мушиными крылышками, будто страшный сон…

– Ну уж нетушки, раз победили, то победили – кодекс игрока! – раздался над всей Лайонассой пронзительный голос Рэндома.

Хранитель-джокер проявился рядом с неестественно прямым, гордым Полынью, и… не успел Отец навсегда уничтожить искру и жизнь куратора новой молнией, как на поле стояло уже два десятка одинаковых Ловчих.

Точнее, одинаковых пальто, шапок и прочих аксессуаров Внемлющего.

Любимое заклинание джокера.

Рэндому даже не пришлось особо стараться, создавая двойников невидимого Полыни: тоже мне сложность, наваять одежды! Копии побежали во все стороны, а Рэндом, визгливо хохоча, запрыгал на одном месте и стал посылать небу воздушные поцелуи.

Молния, растерянная, замерла на полпути к земле, озадаченно ветвясь и освещая все странным синим светом…

Тут Карл соизволил выпустить мое плечо и преобразиться.

Мальчишка вернулся к своему каноническому образу рыцаря. И так, уверенно, шагом за шагом, Карланон пошел наверх – от земли на небо, ступая прямо по воздуху, как по ступеням.

– Отец! – громко крикнул учитель, оказавшийся бессмертным, где-то на уровне соседней скалы. – Отец! Спасибо! Что ты с нами. Что явил себя. Что помог нам со Зверем. И спасибо за то, что ты пожалеешь этого юношу. И что вернешь нам Теннета.

– И Лиссая… – пробормотала я, надеясь, что Карл слышит меня.

Но Карл проигнорировал суфлерство.

Молния гневно заветвилась, еще сильнее расползаясь по сторонам. Кажется, она прикидывала, сможет ли все-таки убить сразу всех Полыней, бегающих по плато кругами, как бешеные птички-трясогузки.

Карл с напором продолжил:

– Ты всегда был справедлив. Справедлив, но не милостив. Так научись же милости теперь! Пожалуйста! Отпусти его!

Молния замерла.

– Кем бы ты ни был на деле, Отец, – я всегда любил тебя. И гордился тобой. Я всегда буду. Но если ты дашь для этого еще одну причину… – Карл не договорил.