Саймон Морден - Билет в никуда [litres]

– Ну как, все в порядке? Дéржитесь крепко?

– Все отлично. Вези нас домой, Ланс.

Один из них похлопал его по плечу – Фрэнк предположил, что это снова был Леланд, похоже, человек очень общительный, – и он воспринял это как сигнал трогаться. Описав широкую дугу вокруг «Боярышника», Фрэнк вернулся к подножию Вершины и повернул на Сансет.

Он едва снова не сказал «мы», но успел проглотить это слово, прежде чем оно сорвалось у него с языка.

– Обычно я езжу этой дорогой. Склон здесь без осыпей и не такой крутой. Если же ехать в долины на востоке, есть более короткий путь. Прямо вперед и вверх по Лонг-Бич, к тому месту, где обвалилась стенка кратера.

– Лонг-Бич? – спросил Леланд. – Ты из Лос-Анджелеса?

Из Лос-Анджелеса был Ди. Ди погиб, однако названия, которые он дал, продолжали жить.

– Это все Центр управления, – сказал Фрэнк. – База находится на Вершине, а дорога, ведущая к ней, это бульвар Сансет. Вон ту цепочку возвышенностей посреди кратера мы назвали Беверли-Хиллз.

И снова в его речь закралось «мы», но в данном случае никаких проблем не должно было быть. Он уже представил ту мысль, что к выбору топонимических названий приложил руку Центр управления.

– А вы знаете, что все эти элементы ландшафта уже имеют официальные названия, данные Международным астрономическим союзом? – впервые подала голос Айла. Определенно, она впервые обратилась к Фрэнку. Возможно, она вообще говорила впервые.

– Нет. Нет, я этого не знал.

Никто не удосужился сказать ему, поправить его, потому что он должен был умереть, твою мать, как и Ди. И какая-то часть содержимого этого бездонного резервуара ярости просочилась в его голос, несмотря на все его усилия.

Фрэнк не знал, как принести свои извинения, как исправить ситуацию, поэтому он просто умолк, сосредоточившись на том, чтобы не опрокинуть багги и не убить новичков. Направив марсоход вверх по склону, он, спохватившись, уменьшил давление передних колес больше обычного, компенсируя дополнительную нагрузку сзади.

– Если багги начнет опрокидываться, просто спрыгивайте.

– Ты его не опрокинешь, – заметил Леланд.

– Надеюсь на это. Но, сами понимаете, всякое возможно. Так что будьте начеку.

– Быть начеку. Ясно.

Так они говорили друг другу. Фрэнк и его товарищи. И теперь он снова постарался не расплакаться. Его переполняли самые разные чувства, и он просто не мог с ними совладать: от отчаяния к ярости и дальше к скорби, и опять все сначала. Он превратился в развалину. Разбился вдребезги в физическом и психологическом плане и теперь бросался из одной крайности в другую, не в силах остановиться посредине.

Широко раскрыв глаза, Фрэнк подождал, когда вентиляторы их высушат, и поблагодарил конструкторов скафандра за то, что стекло шлема обеспечивало сектор обзора всего сто двадцать градусов.

Багги ворчал, пожирая дорогу вверх по склону, и наконец оказался на Вершине – или как там она называлась на самом деле. Фрэнк увеличил давление колес, чтобы улучшить накат.

– Вон там ваш МОК, – указал Фрэнк. – А это база.

– Мне нравится, как ты поработал, – заметил Леланд.

– Вот что у нас есть. Атмосфера, которой можно дышать, горячая вода и достаточно «керосина», чтобы зажигать свет.

– Просто замечательно! Айле не терпится увидеть теплицу.

Она ведь специалист по растениям, так?

– Я вам потом устрою обзорную экскурсию. Но я только следовал инструкциям, я даже не буду притворяться, будто знал, что делаю.

– Вы вносили какие-либо изменения?

– Даже не знаю, что сказать. Я поступал так, как считал нужным. – Фрэнк рассудил, что ему следует распространиться подробнее. – Но у меня были проблемы с рыбой.

– Проблемы? В отчетах говорилось, что с белка́ми все в норме.

Фрэнку потребовалось какое-то мгновение, чтобы понять, что она имела в виду.

– Да, растет она нормально. Просто я… я не смог ее есть. Не смог убивать ее, чтобы есть.

– О! Значит…

– Поэтому мне пришлось выращивать больше злаков, орехов, гороха и бобов и свернуть выращивание рыбы. Для вас, ребята, я запустил все снова. Надеюсь, я правильно рассчитал время.

– Я посмотрю, что там у вас. Мы всегда можем вернуться к обезвоженным продуктам.

– Голод вам не грозит.

– Все равно, я посмотрю, что там у вас.

– Голод вам не грозит, – повторил Фрэнк, и в голосе его прозвучало слишком много злобы. – Я заполнил пустые бочки из грузовых контейнеров сушеным зерном и орехами, а травы я, вместо того чтобы выбрасывать, замораживал. Я сделал свою работу. Еды у нас хватит.

Ну хорошо, наверное, теперь ему следовало принести извинения. Как и Айле. Но она не знала, где промахнулась, а он не понимал, почему принял обиду так близко к сердцу.

Оставшуюся часть пути, слава богу, короткого, они преодолели молча. Когда Фрэнк остановился перед базой, Айла спустилась вниз, холодно поблагодарила его и, не спрашивая указаний, направилась прямиком к шлюзовой камере соединительного модуля.

Астронавтов готовили к этому годы. Станцию они знали не хуже Фрэнка.

– Понимаю, Ланс, тебе трудно привыкнуть к тому, что ты теперь здесь не один. Все мы бесконечно уверены в собственной правоте: в противном случае нас не отобрали бы сюда. Не обижайся. Показывай, где у тебя второй багги, и поедем за остальными.

Фрэнк проводил взглядом удаляющуюся спину Айлы, чувствуя, что по-прежнему не может выдавить из себя ни одного слова извинения.

– Ты прав. Поехали.

Понятно, хорошо работать в полном одиночестве на протяжении восьми месяцев – это далеко не то же самое, что хорошо работать, когда под боком шесть незнакомых человек. И все же, несмотря ни на что, он отнесся к нашему появлению довольно неплохо. Ничего серьезнее «детских болезней». «Ксеносистемы» не ошиблись с выбором.

[конец файла]

Музыка. Фрэнк никак не ожидал услышать музыку. У него – и у его прежних товарищей не было колонок, они прибыли позже, в коробках, которые он не вскрывал. Однако именно это сделали первым делом новоприбывшие астронавты: разыскали их, подключили к главному компьютеру и наполнили базу причудливой смесью песен, старых, очень старых и новых.

Некоторые песни были настолько новыми, что Фрэнк их еще не слышал. И, задумавшись над тем, насколько новыми они могут быть, он вдруг сообразил, что для него новое означает «с тех пор как он попал в тюрьму». Десять лет культурных событий, политической жизни, научных достижений, которые он пропустил, словно путешественник во времени.

И Фрэнк не чувствовал себя лишенным всего этого до тех самых пор, как не был поставлен перед фактом, что он действительно оказался лишен всего этого.