Александра Гринберг - Дочь шторма, невеста огня [≈ Жнец крови и пепла] [litres]

Перед глазами мелькнули светлые волосы, чья-то холодная рука выдернула резонатор из предплечья, а такой знакомый голос зло прошипел на ухо:

– Бесишь, Эйнтхартен!

Ее смерть была с видом на Вересковый фьорд.

Можно подумать, что это и есть ее родная деревня. Но не было слышно ни холодного моря, ни истеричных чаек; вереск не шелестел на ветру, и над цветущей пустошью не гудели надоедливые насекомые. Солнце не грело кожу, а лиловатые цветы пахли не цветами, но душистым мылом.

«Все это нереально», – твердил въедливый ум Киары Блэр. Но она отмахнулась от этого зануды, плюхнулась на желтоватую траву и с завидным пофигизмом плела веночек из вереска и красновато-сиреневых цветов эрики. Когда-то малышка Мирейя радовалась этим венкам, словно какой-нибудь алмазной тиаре… Хотя, конечно, полевые цветочки очень блекло смотрелись в ее волосах – густо-красных, как рубины, ярко сияющих на солнце и очевидно выдающих нелюдскую кровь…

Она помнила, что обещала кому-то вернуться. Помнила зелень чужих глаз и крепко обнимающие руки, тихий голос у самых губ. Он не говорил «люблю», но что-то очень похожее.

Не будь покой таким долгожданным, Киара хотела бы вернуться к тому человеку.

Умиротворяющая тишина изредка прерывалась невнятным эхом голосов. Различить их было сложно, но можно… Киаре, однако, не хотелось. Все, чего она желала, – сохранить это спокойствие, кристально-чистое, как вода в озере Лах-Эрн, и плести веночки, пока на этом клятом верещатнике не закончатся цветы…

Да не тут-то было.

«Облом», – флегматично постановила Киара, когда из утопического мира веночков ее вышибло, будто пинком, в собственное тело. Холодное и мертвое, между прочим. Гул голосов усиливался до тех пор, пока она не начала различать отдельные отрывки фраз. И чем больше Киара сопротивлялась, тем четче слышала чужие голоса и тем быстрее возвращалась тяжесть физического тела со всеми его неудобствами.

Осознание действительности тоже неумолимо возвращалось.

– Она не дышит, – обеспокоенно прогудели откуда-то сбоку. Карим. Его колоритный басок невозможно не узнать.

– Зато регенерирует, – раздраженно откликнулись в ответ. Кажется, это была Анаис. – Если уж всей твоей крови не хватит на оживление, то дыхалка ей, сам понимаешь, будет ни к чему.

– Давай еще вкатим…

– Свихнулся? Ты еле живой, и мне не нужны два трупа вместо одного!

– Ладно…

– Карим… ты уверен, что мы не поторопились, надев на нее амулет?

– Уверен, – помедлив, сказал Стальфоде. – Она совсем не хотела возвращаться. Потом могло быть слишком поздно.

«Да кто вообще захочет возвращаться в этот дурдом? – мысленно вознегодовала Киара. – Не очень-то здесь весело, если кому интересно».

Увы, никто это не сочтет достойным аргументом. Ни Зейра с котом, ни Мирейя, ни братец Лайам, ни… Марк.

Марк!

Первый вдох вышел истеричным всхлипом. Легкие горели огнем, перед глазами все плыло. Она попыталась сесть и тут же рухнула на колени, зажимая ладонью рот: пустой желудок содрогался в сухих спазмах, глаза немилосердно слезились. Хотелось ничком рухнуть на холодный каменный пол и больше никогда, никогда не подниматься.

– Тише, тише, – бормотал Карим, схватив ее в охапку и укачивая, как ребенка. Его лицо, и так обычно бледное как кипень, пугало трупной синевой. – Погоди, сейчас… сейчас полегчает.

Киара кивала на каждое слово, с трудом давя подступающие рыдания. Тело казалось чужим, неловким, слабым и совершенно неспособным на какие-либо подвиги. В груди с трудом заживала дыра – опять дыра, да сколько ж можно! – а руки-ноги толком не слушались.

Анаис не прониклась ее состоянием. Точнее, была слишком зла, чтобы проникнуться.

– Некогда сопли распускать! – рявкнула она. – Соберись, Блэр! Соберись, я тебя прошу…

– Я пытаюсь! – огрызнулась Киара – и ужаснулась слезам в собственном голосе. Срочно нужно было брать себя в руки. Не хватало еще идти на поводу у своего тела, дурного и слабенького. – Чувствую, тварь вовсю резвится в городе… А где архимаги?

– Парня твоего полоумного ушли спасать.

Накатило предчувствие – такое нехорошее, что слезливая дурнота отступила на второй план.

– А он?..

Анаис выразительно развела руками.

– А он пошел об Элриссу убиваться. Уж не знаю, прибила она его или еще нет.

Киара глубоко вдохнула, выдохнула и отсчитала тридцать секунд. Затем, мягко отстранив Карима, она уцепилась за его плечо и осторожно попробовала подняться.

Тело слушалось. Неохотно, но слушалось.

Вот так-то лучше.

– Никто не смеет убивать моего парня, – гневно отчеканила она. – Никто, кроме меня. А, видят боги, я его убью. Идемте, мы тут засиделись.

Свежесть предрассветных сумерек перемешалась с запахами крови и гари. Вдалеке громыхало, как после удара молнии; сероватое небо иногда расцвечивалось всполохами и искрами. Вот так и выглядит издалека серьезная боевая магия – как дурацкий праздничный салют.

Чувствительный слух Киары улавливал также звериное рычание, и она слишком хорошо знала, кто это рычит. Вендиго ее беспокоили. Немного. «Сырых» зомби, с глухим ворчанием ковыляющих к ней по разбитой брусчатке, она сшибала небрежным взмахом руки, и те уже не поднимались.

– Ты в порядке? – осторожно поинтересовался Карим. Киара лишь отрывисто кивнула.

Она была в порядке. Если уж не телом, то разумом: в нем воцарились ясность, безмятежность и сосредоточенность. Скатри – так называли это состояние древние колдуны фейри. Кристальную чистоту разума, идеально подходящую для сложного колдовства, Киара терять не хотела. А посему старалась не думать, как отделает Эйнтхартена за эту бездарнейшую попытку самоубийства.

Если архимаги успели ему на подмогу…

Боги и богини, а если…

Нет. Не думать. Конечно же, они успели!

– Прелестно, – флегматично протянула Киара, оглядев полуразрушенные дома по левую сторону улицы – ту сторону, что примыкала к центральной площади Иленгарда. – Элрисса решила переплюнуть Адельдора Кровавого? Тот хотя бы просто кровь лил, а не вот это все…

– Мыслю я, что это не Элрисса, а ее сынок. Рангрид всучила ему какую-то гренвудскую усилялку, а нам не говорила… – Анаис нервно усмехнулась. – Рейни и так была вся на нервах, а уж тут орала так, что, думали, крипта обвалится прямо на наши нечестивые головы.

– Могу ее понять. – Киара старательно удерживала состояние скатри , хотя погасить вспыхнувшее бешенство – «Клятые архимаги, куда вы втравили моего Эйнтхартена?!» – удалось с трудом. – Но если Рангрид так поступила, то у нее наверняка были причины? По крайней мере, мне хочется так думать!

– Были, – заверил Карим, но вдаваться в подробности не стал. И то сказать, не до них сейчас.