Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

Эти странные пятна, одновременно черные и цветные, скакали вокруг, как блики на лунной дорожке. Унни, садистка, радовалась моему прозрению. Ручеек в душе окреп, превращаясь в горную реку с порогами, уступами, резкими поворотами.

Я позволила теневым бликам поглотить себя и резким движением вскинула вверх руки и подбородок.

Тотчас раздался тихий, шелестящий голос Карла:

– Ты молодец.

Я открыла глаза. Вокруг меня беззвучно парили над землей, крутясь вокруг своей оси, камешки и щепки, сорванные цветы и снятые с запястий браслеты, яблоки и блокнот, перо и зеркальце, случайные находки из карманов летяги – все, что мы разложили на поляне для экспериментов. Я безразлично опустила руки, позволив им упасть. Предметы, словно обессилив, рухнули на траву.

– У тебя получилось. – Подросток подошел и осторожно, одним пальцем, коснулся моего плеча. Живая, нет?

Я посмотрела на него в упор. Глаза были сухими после высохших слез.

– Это не стоило того, – прохрипела я и, шатаясь, пошла прочь.

– Тинави!

Я не стала отвечать.

Выйдя к пещере Дахху, я поняла, что Кадия уже приехала – к стволу криптомерии была привязана Суслик.

Лошадь приветственно заржала, увидев меня, но я молча проковыляла мимо. В ушах пульсировала кровь. Когда я моргала – видела эти праховы блики, скачущие на внутренней стороне век. Они приветствовали меня, звали меня на свой праздник всеобщего единения, но мне было тошно от их танца, хотелось стереть.

Теневые блики напоминали о смерти. Я не хотела быть безликой частичкой мироздания. Я хотела быть собой и только собой, быть Тинави из Дома Страждущих, сегодня, завтра, всегда, до скончания веков.

С магией или без нее. Я хотела быть собой.

Плевать на волшебство. Главное – сохранить свое я. Такое недолгое… Такое вечное.

Выйдя за калитку, я оказалась на набережной Вострой. Дошла до кованой решетки, не глядя, перемахнула ее и прыгнула, как была, в смоляного цвета реку.

Потревоженные воды с плеском сомкнулась над моей головой.

– Не, я, конечно, знала, что ты у нас легка на подъем и любишь новый опыт, но топиться?! Это выходит за любые рамки! – Кадия возмущенно хлестала меня по щекам.

Лицо подруги горело, глаза лихорадочно блестели. Она была по-настоящему испугана, но бодрилась, поэтому тараторила преувеличенно весело.

– Я не топилась.

Мне надоело лежать пластом на набережной: я привстала на локтях и закашлялась. Выплюнула кусочек водорослей себе на грудь и поморщилась от сильного запаха речной гнили.

– А как, блин, это называется?! Полуночное купание? Экскурсия в подводный мир ундин? – Кадия ударила меня меж лопаток (еще водоросли полетели…) и обвиняюще ткнула пальцем в сторону Вострой, чьи черные воды плескались у нас под ногами. – Эти рыбины с огро-о-о-омным удовольствием потащили тебя ко дну! И, чтоб ты знала, у них было очень непросто отобрать добычу!

После этих слов я заметила, что Кадия не только вымокла, но и страшно исцарапана. Руки до локтя, скулы, шея – везде кровоточили длинные красные полосы, оставленные острыми ногтями ундин.

– Прости… – со стыдом застонала я.

– Нет, правда, какого праха?! – снова взорвалась подруга.

– Я должна была переключиться. Это невозможно объяснить.

Мчащаяся покрутила пальцем у виска, встала и рывком дернула меня наверх, за собой.

– Скажи спасибо Карлу, – прошипела она. – Если б он не заметил со двора твоих приколов, объяснять было бы некому.

Я вздрогнула. О Карле мне думать хотелось в последнюю очередь. Ох. Только не моргать. Не моргать, не моргать. Стоит на долю секунды закрыть глаза – и опять эти блики.

– Ты похожа на восставшую из мертвых, – бушевала Кадия, таща меня в пещеру за руку, как маленькую.

Она не представляла, насколько попала в цель этим высказыванием.

– Что мне теперь, тебя из-под присмотра не выпускать? Это, типа, регрессия? Опять болеем головой? Снова будешь депрессовать из-за потери магии? Лежать дома, глядя в потолок, вспоминать инцидент в лаборатории, не есть, не пить и мочить подушки слезами?

– Это не из-за инцидента, – просипела я, пытаясь поспеть за ней.

Какая ирония! Кажется, теперь причиной моего нервного срыва стало возвращение магии.

Мы пришли в пещеру.

Дахху не встретил нас у порога, как можно было ожидать, а продолжал что-то интенсивно строчить за рабочим столом. Услышав, что мы вошли, он подскочил на метр и стыдливо засеменил к нам. На кухне все это время пронзительно верещал чайник. У бельевого комода были хаотично выдвинуты несколько ящиков.

– Разложи для нее спальник, – приказала Кадия, кивнув в мою сторону. – И я же просила приготовить одеяла! И чай! Какого грека ты тут делал, пока я ее вылавливала?! – возмутилась она, глядя в ошарашенные глаза Дахху.

– Я отвлекся, – прошептал он и бросился к растерзанному комоду, распахивать остальные ящики в поисках одеял. На середине пути передумал и галопом поскакал на кухню, спасать чайник от сердечного приступа.

– Вы меня с ума сведете, – бурчала Кад, с трудом стаскивая с ног промокшие сапоги. – Одна самоубивается, другой окончательно сбрендил со своей книжкой. Уйду от вас к Анте Давьеру, небось сразу же оба откинетесь.

Десять минут спустя я лежала в спальнике, укутанная несколькими слоями пледов, с горячей чашкой в руках. Попытка объяснить Кадии, что на дворе почти лето, а потому нет смысла превращать меня в кокон, не принесла успеха. Подруга верила в целительную силу тепла. Чай тоже был бессмысленным – пить лежа его не получилось, а сесть друзья мне запрещали.

Кад устроилась по правую сторону от меня, на полу, опершись спиной на шероховатую каменную стену. Она выпрямила и скрестила в щиколотках свои безумно длинные ноги, которые рубашка, взятая у Дахху, прикрывала лишь до середины бедра. Мокрые волосы подруги пушились сильнее обычного. Свою кружку – ярко-желтую в белую крапинку, – подруга сжимала воинственно, будто меч.

Что характерно, себе Кадия ни одного одеяла не взяла, хотя, как и я, провела незабываемое время в ночной реке Вострой.

Дахху примостился слева. Он тоже спиной прижался к стене, но, в отличие от Кадии, сильно сутулился и носом тянулся к полу. Точнее, к блокноту, лежащему на согнутых коленях, в котором друг что-то писал. Темные кудри, торчащие из-под шапки на добрый пяток сантиметров, скрывали выражение его лица.

– Надеюсь, ты там описываешь мои подвиги по спасению этой дуры, – процедила сквозь зубы Кадия. – Иначе нет тебе прощения, – она все еще злилась.

Дахху быстро захлопнул блокнот и уставился на меня. В правый глаз он вставил монокль, из-за чего больше, чем обычно, походил на сумасшедшего ученого.