Екатерина Лесина - Одинокий некромант желает познакомиться

Он просто ждет. Выгадывает момент.

…а степной ветер говорил с Глебом, то утешая, то упрекая. Он иногда плакал голосом матери или звал, звал, и Глеб затыкал уши, чтобы не слушать этого плача.

— Как раз попал, когда старый каган преставился, а молодой решил, что пора кровь пустить… слышали, небось, про Фирузский конфликт?

Глеб кивнул.

А Мирослав Аристархович с легкостью поднял кастрюлю.

— Теперь бы перемыть. Где? Ага… так вот, не скажу, чтоб нас воевать ходили, просто… ходили. За головами. Их туда, наши… за ними. Мы-то старались прикрыть, да только где нам… степь, она… огромная.

…от края до края, и за краем тоже.

Белая луна на белых же травах. Жар. И холод, потому что с наступлением ночи земля выстывает мгновенно. Созвездия костров и чувство одиночества.

Степь не перекрыть.

Не помогут ни плети сторожевых заклятий, ни дозоры, пусть даже усиленные. Степь не блокировать. Слишком мало их, что людей, что крохотных крепостей, вокруг которых постепенно разрастались городки.

Степь не оставить.

…ее распахивали, разрывали железными плугами. Сеяли зерно, подкрепляя словом. И оно всходило, росло быстро, выбрасывая тяжелые колосья.

И горело хорошо.

Но степняки скоро сообразили, что жечь зерно не стоит, куда проще забрать с собой.

— Так вот, о чем я… тот охотник… потерял жену и детей… и с той поры стал ходить, головы приносил. Много голов. Вот только такие, что на них и глядеть страшно было. А главное, не выбрасывал. Отметку ставил, получал премию, и домой нес. Наши говорили, что у него целая стена заставлена…

Перемытый картофель Мирослав Аристархович резал кубиками.

— Трофей.

— Вот-вот…

— Если бы мне нужен был трофей, я бы взял… оставил себе кость там или волосы, или сердце. Сунул бы в банку с формалиновым раствором, пусть бы стояло. Но само по себе тело — это проблемы. Если бы девушка просто исчезла, что бы вы делали?

Мирослав Аристархович пожал плечами.

— Ничего, — ответил за него Глеб. — Сказали бы родным, что искать смысла нет, что взрослая она. И скорее всего сбежала с любовником…

Укоризненный взгляд стал ему ответом.

— Нет, может, и искали бы, но без особого усердия, верно?

Кивок.

— А вот тело… тело — это другое.

Огонь на старенькой плите горел ярко. Тонкие языки его обвивали дно кастрюли, слизывая капли.

— Понятно… значит, не вы. И не ваш партнер?

— Он все время находился со мной. Впрочем… можете расспросить мальчишек. Скоро проснутся.

— А…

— Лазовицкому звоните сами. Не уверен, что у него будет желание беседовать.

…но остается поблагодарить судьбу, что этой ночью Никанор Лазовицкий был рядом.

— Ее убили на берегу?

— Не уверен, — Мирослав Аристархович сыпанул в кастрюлю соли. — Теперь дождаться, когда закипит… понимаете, прилив, море… песок. Если следы и оставались, то все затерто. Но мне кажется, что на берегу убивать не очень удобно. Место открытое. Где у вас тут приправы?

Глеб развел руками. Из приправ он знал соль, которую прежде хранил в круглой банке, но теперь в банке лежало что-то мелкое и круглое, похожее на камешки. Мирослав Аристархович вытащил один, чтобы кинуть в кастрюлю. А на кухню сунулся было Миклош, но увидев чужака благоразумно убрался. Значит, и остальные скоро очнутся.

…надо бы в подвал спуститься, сменить Земляного, заодно пусть поговорит с этим вот… недоверчивым. Не то, чтобы Мирослав Аристархович словом ли, жестом позволил себе выразить сомнение в словах Глеба, но чувствовалось — проверит.

…и мальчишек.

И до Лазовицкого доберется.

Граница, стало быть… на границе наивные светлые мальчишки быстро теряют и наивность, и избыток света.

— Я почти уверен, что убили ее не там, — Глеб позволил себе сесть. Морковь он почистил, а о большем не просили. — Если вы утверждаете, что девушку пытали, то ее надо было где-то зафиксировать. Нас учат правильно вязать узлы, чтобы жертва не могла… уйти. Как учат причинять боль. Знаете, такой предмет, как «Теория и практика прямого воздействия».

— Случалось… присутствовать, — рот Мирослава Аристарховича дернулся. — Иногда… приходилось сопровождать мастера на ту сторону. Было подозрение, что затевается что-то крупное. Шаманы… и курганы… он говорил, что в степи много крови пролилось, что… это нестабильное место.

Глеб кивнул.

Как есть нестабильное. И от души посочувствовал тому мастеру, которому пришлось идти.

— Нам нужно было допросить… просто допросить… а он лучший.

И молчание.

Мирослав Аристархович нарушил его первым.

— Наши… двое потом о переводе попросили. А остальные… они его боялись больше, чем Бертыша, который… я вам рассказывал. Только с ним понятно, от ненависти свихнулся человек, а Мастер…

…удовольствия от чужой боли не получал.

Если бы получал, ему не позволили бы в Мастера вырасти. Произошел бы несчастный случай… неосторожное обращение… глубочайшие соболезнования…

Тьма сама по себе безумие.

Нельзя допускать к ней слабых. И Глебу предстоит следить.

…решать.

И надеяться, что он не ошибется в своем решении.

Печати опять заныли.

— Так что да, я уверен, что попадись девушка кому из… ваших, она умирала бы гораздо дольше. А следы… следов на теле хватает, да… а связывали ее шелковыми лентами.

— Интересный выбор.

Вооружившись дырявой штукой на длинной ручке, Мирослав Аристархович склонился над кастрюлей.

— Почему? — спросил он, пытаясь этой штукой что-то выловить.

— У вас дома есть шелковые ленты?

— Нет.

— И у меня нет.

— А…

— Есть заговоренные шнурки. Бычья кожа особой выделки, укрепленная заговорами. Способна удержать и бешеного перевертня, если что. А шелк — это красиво, но скользко. И нефункционально. Шнурки помыл и все, а ленту поди-ка отстирай от крови.

Мирослав Аристархович постучал штукой о край раковины, стряхивая клочья серой пены. А варево весело булькало. В него отправилась картошка и две банки тушенки, которые полицейский вытащил из шкафа. Тотчас запахло мясом.

— То есть…

— Ленты он купил заранее. Или девушке принадлежали?

— Нет.

— Хорошие хоть?

— Шелковые.

— Шелк бывает разным…

Мирослав Аристархович вздохнул и прикрыл кастрюлю крышкой.

— Вы все еще хотите взглянуть на тело?

…наверное, стоило встать и уйти.

Но Анна сидела.

Она смотрела в узкое окно, стараясь отрешиться от голосов за ширмой, тем более что речь шла о каких-то девчачьих глупостях, которые совершенно точно Анны не касались.

— …а еще эта ерунда с балом…

— …и он, представляешь, говорит мне…

— …нет, такое уже давно не носят. В столице во всяком случае. Сейчас в моде прямой силуэт, но, если хочешь знать мое мнение, то идет он далеко не всем…