Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

Бородатый отступил на шаг.

– Я уже видел тебя… Где?

– Я… Я отмерил твое время, и оно истекло. И ты не получишь от меня никаких моих психических ориентиров…

– Ты дрожишь, – сказал живой король. – Брось в сторону этот гарпун. Не говори мне ничего, и я позволю тебе забрать ставку назад.

– Думаешь, я боюсь тебя? Сейчас? Это было на озере Мид почти пять лет назад. Ты играл в покер, вырядившись женщиной, и остальные игроки называли тебя Летающей монахиней.

Король нахмурился.

– И ты потерпел тогда неудачу, да? Не смог собрать руку, заполучить «Фламинго» и трон. И на сей раз у тебя ничего не получится, уверяю тебя, даже если ты разнесешь все и вся, пытаясь достичь цели. Тебе и сейчас хочется съежиться от того, что я рядом. Бросим карты. – Он указал поднятой рукой на дорогу. – Уходи с миром.

– Да чтоб ты преткнулся о камень! Не потерплю снисходительности ни от каких королей . – Руки Пламтри крепче стиснули древко гарпуна. – Отдаешь ставку?

– Нет, не отдаю, – сказал король сквозь стиснутые зубы.

– Тогда подойди ближе, – прошипел отец из тела Пламтри. И когда король подошел, произнес: – Твое место на страницах комиксов. – И, отдернув гарпун от ребенка, вонзил его в горло короля.

Пламтри отпустила железные перила, как будто боялась, что они могут рухнуть, и вцепилась в руку Кокрена с такой силой, что он чуть не выронил бутылку и подумал, что, вероятно, явилась Дженис или даже Тиффани, но острый профиль явно принадлежал Коди, и она смотрела вниз на огни на равнине.

– Что случилось? – рявкнул он; его колени задрожали в запоздалом испуге, оттого что он мог сейчас разбить бутылку с pagadebiti .

– Ничего, – ответила она, тряхнув головой. – Просто вспомнила, почему я здесь очутилась. Давайте-ка за дело. Раньше начнем, раньше закончим.

Анжелика вроде бы согласилась с ней.

– Да, давайте спустимся, пока Кути туда не добрался.

Они нашли ворота в сетчатом заборе и пошли по тропинке между высокими темными живыми изгородями и заросшими плющом курганами, и уже через несколько шагов Кокрен почувствовал, что они оставили далеко позади и шоссе, и весь Сан-Франциско, и даже двадцатый век. Ночной ветер в склоняющихся кипарисах, монотонный бой барабанов вдали, то вплетающийся в шум прибоя, то отходящий от него, костры и пляшущие в черном воздухе факелы, запахи океана и мокрых листьев на холодном ветру – все это навело его на мысли о каком-то дохристианском острове Средиземноморья с безумными человекоподобными богами, требующими поклонения и жертвоприношений.

Он смотрел налево, через широкое темное пространство бассейна, когда добрая четверть мили от «Клифф-хаус» до отдаленного мыса Лобос озарилась белой вспышкой, заставившей дождевые капли повиснуть в воздухе и уподобиться мишени после выстрела дробью на фоне мраморного узора темных туч, и когда последовавший через мгновение раскат грома швырнул капли ему в лицо и погасил свет; на сетчатке его глаз впадина отпечаталась в виде разрушенного амфитеатра, обвалившихся стен и просевших фундаментов, скрытых под пеной одичавшей растительности.

По игре желтых отражений огней в обширных лужах было ясно, что спуск прекратился, дорожка впереди стала расширяться, и он смог разглядеть приземистое каменное здание, в котором они с Пламтри после бегства из «Солвилля» снова встретились с Мавраносом и Кути. Благодаря кострам, зажженным прямо внутри, на песчаном полу отчетливо вырисовывались силуэты неровных оконных проемов и стены без крыши, и Кокрен явно видел обнаженные фигуры, танцующие на кромке стены.

С полдюжины горящих факелов устремилось навстречу Кокрену и его спутникам, как раз вышедшим на раскисшую почву равнины, и он завел правую руку за спину и прикоснулся к рукоятке револьвера, щурясь на приближающиеся фигуры.

В бронзовом блеске факелов, которыми размахивали многие из вышедших навстречу прибывшим, было видно, что это люди, но их голые тела и лица, на которых выделялись усталые глаза, были густо обмазаны мокрой белесой глиной, так что все они казались бесполыми порождениями ожившей земли. Их было больше, чем факелов, и многие несли камни размером с кулак. У двоих или троих даже были пистолеты.

Анжелика подняла свой сверток, а Кокрен вытащил револьвер и отвел руку с ним подальше от себя, направив дуло в землю. В его ушах звенело, а дыхание перехватывало от мысли о том, что придется поднять пистолет и стрелять в этих людей.

Он открыл рот, чтобы заговорить, но глиняные фигуры остановились в дюжине футов, и поднятые над головами факелы резко опустились, потому что те, кто их нес, вместе со всеми остальными рухнули на колени в грязь.

Облегчение горячей волной нахлынуло на Кокрена – но тут он увидел, что благоговейный испуг у них вызвала не его правая рука с пистолетом, и даже не бутылка вина в левой руке.

Ночь, казалось, просветлела, наполнилась бесчисленными оттенками серого, с которыми резко контрастировала отметина в форме листика плюща на тыльной стороне его правой кисти; из пятна изливалась такая плотная, абсолютная чернота, что первым подсознательным, исходящим из спинного мозга побуждением Кокрена было как-то отрезать руку – и немедленно.

За прудом, по которому звучно стрекотал дождь, среди разрушенных зданий и на осыпающемся ограждении бассейна, и на уступе, где среди огней чернел зев туннеля, все громче и быстрее били барабаны.

– Мы знали, что ты придешь! – хрипло выкрикнул кто-то.

– Из Фригии, – взвыл женский голос, – из Лидии, из Индии!

К ужасу Кокрена, его правая рука дернулась, напряглась и поднялась; ему удалось вздернуть ее еще чуть выше за мгновение до того, как палец нажал на спуск, так что пуля улетела к верхней кромке скал Пойнт-Лобос, но звук и вспышка выстрела потонули в следующем одновременном всплеске белого света и оглушительном громе, и когда эхо раскатилось, сотрясая деревья на склонах, он поспешно сунул пистолет обратно в кобуру.

Люди-истуканы то ли не заметили выстрела, то ли ожидали , что их бог, приветствуя своих приверженцев, попытается убить кого-нибудь из них в знак проявления своей любви; они склонили головы и начали быстро хлопать руками в ритме, контрапунктом сопровождающем барабанный бой, и у Кокрена голова совсем пошла кругом (вероятно, так же дробь барабанов сбивала с толку и призраков).

– А вот и король! – выкрикнула одна из бесполых глиняных фигур, указывая куда-то за спины Кокрена и его спутников.

Кокрен обернулся, почти готовый увидеть возрожденного Скотта Крейна, но сквозь проливной дождь вырисовались два силуэта, один высокий и один поменьше, которые нетвердыми, но торопливыми шагами спускались по дороге от шоссе; до них было не более дюжины ярдов, и через мгновение он узнал Мавраноса и Кути.