Тим Пауэрс - Последние дни. Том 1 [litres]

«Я могу сейчас овладеть этой женщиной, – возбужденно думал он. – Несколько минут назад Дженис убрала от меня Тиффани, но Дженис плачет где-то на задворках гномьей лачуги, Коди я убрал с дороги, и ту, третью, тоже, а сущность матери прямо отдала мне Тиффани!»

– Покер на раздевание? – воскликнула она. – О-о… – Она принялась расстегивать блузку. – Я повышаю!

Гвоздичная сигарета в губах Арментроута совсем размякла, и он вынул окурок, сунул в пепельницу и сплюнул горькие, с резким парфюмерным вкусом крошки табака. Судя по всему, на этот раз ему не удастся усвоить ни одну из ее сущностей, но он сможет, по крайней мере, избавиться от невыносимого давления в чреслах.

– Повысим банк, – согласился он и, вздернув подбородок, принялся распускать галстук.

В тесном кабинете пахло дымом гвоздичных сигарет и перевозбужденной плотью, и кожа на его ладонях и лице зудела, как поверхность полностью заряженного конденсатора. В ходе психического сражения он переполнился возбуждением и знал, что результата этого противостояния ждать совсем не долго.

Она подняла руку, отодвинула его порезанную ладонь от воротника и снова провела ею по своему лбу, носу и губам – ее глаза были закрыты, и он не видел, одинаковые ли в них зрачки или разные…

А потом она втянула его порезанный палец в рот и укусила и в тот же миг схватилась ушибленной рукой за его взбугрившуюся ширинку брюк и сжала .

Арментроут резко выдохнул, трижды быстро стукнул пяткой по боковине стола и сжал в кулак свободную руку.

– Вот и готово, доктор, – прозвучал из уст Пламтри невыразительный мужской голос. – Я попробовал на вкус вашу кровь и знаю запах вашего семени. С точки зрения вуду, это означает, что в моем распоряжении полный комплект ваших «документов».

Пламтри изящно отступила от стола и теперь смотрела на Арментроута с брезгливым удивлением, вытирая ладони о джинсы.

Когда Арментроуту наконец удалось перевести дух, он сказал:

– Полагаю, вы… Бес Флибертиджиббет, верно?

Пламтри нахмурилась.

– Да, так я велел девчонкам меня называть. Ты ведь только что говорил с их мамашей, да? Играл в «кто за дамой».

– Ваше имя – Омар, – сказал Арментроут. – А какая у вас фамилия? – Он все так же сидел на столе, но уже расправил белый халат и профессионально нахмурился. – Я ведь могу и заставить, – добавил он. – Например, с помощью ЭСТ и скополамина.

– Согласен, можешь. Вот только я нисколько не боюсь тебя, престарелый извращенец. Меня зовут Омар Салвой. – Оба зрачка Пламтри были теперь одинаково широкими. Она взяла со стола телефонную трубку и с улыбкой поднесла ее к лицу доктора.

Арментроут услышал из наушника слабый голос: «Ричи, дорогой, позволь мне встать! Выдерни затычку!» Хрипло взвизгнув, он схватил трубку и с силой опустил ее на рычаг, а потом открыл вторую бархатную шкатулку, но Пламтри уже обогнула стол и присела за креслом.

– В этой коробке у тебя пистолет, верно? – игриво осведомилась личность Савлоя, в то время как Пламтри запустила руку под стол. – Подумай хорошенько, сынок… или дедуля? Ну, убьешь ты нас – и в задницу тебе вцепится толпа озлобленных призраков, у нас ведь теперь есть твой номер, и тебя уже не скроет от нас никакая маска. Можешь позвонить своей мамаше и спросить ее , правду ли я тебе сказал.

Сердце в груди Арментроута колотилось, как отбойный молоток в самолетном ангаре, и он не мог понять, не смертельный ли это захват. «Нет, – сказал он себе, вспомнив о том, что нужно дышать. – Нет, она не могла… точно настроиться на меня за этот короткий миг; да еще и Лонг-Джон Бич рассеивал исходивший от меня сигнал».

После секундного раздумья Арментроут выпустил «Дерринджер» и закрыл шкатулку. И кого же он собирался убить: Пламтри или себя?

– А вот э-эта кнопочка, зуб даю, – продолжала Пламтри, держа руку под столом, – сигнал тревоги, верно?

И через мгновение спертый воздух сотрясло резкое металлическое безостановочное «бр-р-а-анг».

К не успевшему оправиться от потрясения Арментроуту еще не вернулся дар речи, и поэтому он просто встал со стола, извлек из кармана ключи, отпер замок и распахнул дверь. По коридору уже бежали охранники; он махнул им окровавленной рукой и отступил в сторону.

– Этот малыш мог смотреть , как я убивала его, – чуть слышно, напряженным голосом сказала Пламтри.

Большой стол в телевизионном фойе был застелен клеенкой с изображениями Гамби и Поки, и Пламтри с Кокреном стояли в очереди, держа в руках мисочки из блестящего картона и пластмассовые ложки, к которым резинкой были прицеплены салфетки.

– Его убили не вы , – убежденно прошептал Кокрен. – Это сделала Коди. – Он нервно оглянулся на соседей, но и старуха, стоявшая перед Пламтри, и мрачный юноша за Кокреном, не отрываясь, жадно смотрели вперед, туда, где раздавали мороженое.

Пламтри снова поместили в «тихую комнату», сразу после собеседования с доктором Арментроутом, и оставили там на час; разыскав после этого Кокрена, она рассказала ему о столь дорого обошедшемся ей открытии ее множественных личностей, «гномов из домика Белоснежки». Он слушал ее с мрачным сочувствием, воздерживаясь от каких-либо оценок, но воспринимая этот рассказ как по меньшей мере трогательное извинение за случайные вспышки грубости, которые, по-видимому, были присущи личности Коди, обладавшей дурным характером. И опять же, по-видимому , она и была той самой Коди – соседкой по квартире.

Ужасная вещь: непреложный факт, при мысли о котором на лбу у него всякий раз выступала испарина, состоял в том, что она действительно перенесла этим утром процедуру шоковой терапии; он цеплялся за ее уверенность в том, что это было запланировано для нее задолго до того, как Лонг-Джону Бичу сломали нос, и он радовался тому, что они говорили на темы, не имевшие никакого отношения к больнице, поскольку он еще не нашел возможности рассказать Арментроуту, что на самом деле произошло накануне вечером.

– Ну, – возразила Пламтри, – Коди тоже не убивала его; во всяком случае не напрямую. Но все мы знали, что едем в Лейкадию, чтобы сделать там с кем-то что-то дурное. Старина Флибертиджиббет повторял, что мы, дескать, только пропорем кому-то ногу гарпуном. Но все мы знали, что он может сделать, что он, возможно, сделает , и все содействовали ему. Нам и дела не было. – Она испустила дрожащий вздох. – Мы делаем все, что он захочет, с тех пор как позволили ему… убитьчеловека в восемьдесят девятом году.

Кокрен не хотел верить этому утверждению и был практически уверен, что она никого не убивала в новогодний день, тем более что, будь это правдой, она сейчас или находилась бы в тюрьме, или, по крайней мере, психиатры относились бы к ее истории более серьезно.