Тим Пауэрс - Последние дни. Том 1 [litres]

– И два меню, – добавил Кокрен.

Официантка кивнула, грохнула на стол чистую пепельницу с какой-то надписью, напечатанной по кругу, и зашагала к бару, шурша по песку на полу длинной юбкой. Двое мужчин в жеваных деловых костюмах играли в барные кости на оплату выпивки, вытряхивая кубики из начищенного стакана на мокрое полированное дерево.

– Что пьет Коди, – поинтересовался Кокрен, – кроме водки?

– «Будвайзер». – Она улыбнулась ему. – Забавно! Коди позволила мне сидеть и болтать с тобой. Обычно мне остается только бегать в туалет и даже порой блевать там, пока она точит лясы с мужчиной (а она никогда не позволяла себе просто встать и уйти от него).

– Ну, ты же сама сказала, что я ей не нравлюсь. И, – добавил он, все еще не отойдя после потрясения от подмеченного, – она показалась мне чрезвычайно усталой. Она точно не захотела бы танцевать.

Пламтри кивнула:

– Та процедура, которую ей устроили утром, очень тяжело ей далась. Она наверняка будет рада выпить рюмку-другую, прежде чем мы уйдем отсюда.

Кокрену пришло было в голову поинтересоваться, как они будут расплачиваться за выпивку и еду, которую сейчас закажут, но он решил не портить радужного настроения Дженис.

Неожиданно послышалось негромкое электронное бибиканье, и он вспомнил, что ее часы издавали такой же звук, когда она уговаривала продавца в «Сэвен-Илэвен» разменять ей двадцатку бумажками по доллару и мелочью.

– Зачем ты настроила сигнал? – спросил он.

– О, эта дурацкая штука… У тебя же есть часы, да? Эти я, наверно, брошу здесь. Их дал мне один из докторов, они вроде бы должны были помогать мне оставаться сейчас , а не в прошлом… или будущем. – Говоря это, она расстегнула ремешок часов и подняла их за кончик, как дохлую мышь. – Это последнее, что связывает меня с этой дурацкой больницей. Зуб даю, если я развяжусь с ней, от меня отстанет и вся эта депрессивно-маниакальная чушь. Там, в больнице, они хотят , чтобы мы были больны. Поручиться могу, что вне этого заведения мне и старый кошмар не будет так часто сниться.

– В котором солнце падает с неба? – немного неожиданно для себя спросил Кокрен.

– Ага, прямо на меня. – Она резко тряхнула головой. – Заполняет все небо, а потом размазывает меня по асфальту. Я, еще двух лет от роду, лежала в больнице, и, наверно, в моей палате не было окон, потому что я с чего-то решила, будто солнце умерло. Примерно тогда умер мой отец, а я была слишком мала, для того чтобы понять, что же происходит. – Она хмуро уставилась на собственные ногти. – Я до сих пор скучаю по нему, сильно… Хоть мне было всего два годика, когда его не стало.

Вернулась официантка, поставила на стол заказанную выпивку и вручила Кокрену и Пламтри меню в кожаном переплете.

– Можно у вас попросить ручку? – обратился к ней Кокрен. Когда он поднял руку и сделал несколько характерных движений в воздухе, она улыбнулась и вручила ему шариковую ручку «Бик», лежавшую на подносе. Кокрен успел лишь кивнуть в знак благодарности, а она уже отвернулась и помчалась к бару.

– «Прассопита», – выговорила Пламтри, разглядывая меню. – «Доматосупа». Это греческий ресторан, что ли? – Она отхлебнула из бокала, звучно прополоскала напитком рот и лишь потом проглотила.

– О… – Кокрен вспомнил, как Лонг-Джон Бич пел «резвится-веселится в туманах Аттики», но тут же сообразил, что Дженис не присутствовала при этой части вечеринки. – Думаю, ничего страшного. – Он открыл свое меню, уставился на незнакомые названия и отхлебнул теплого ароматного бурбона. А потом в упор взглянул на Пламтри: – Кстати, я тебе верю.

– Насколько я понимаю, мы сейчас говорим не о меню, да?

– Совершенно верно. Я имел в виду: верю, что в тебе действительно обитает множество разных личностей. – Он сделал несколько больших глотков холодного пива. – Фу-ух! Совершенно ясно, что ты впервые увидела мою дурацкую футболку всего несколько минут назад, а Коди видела ее еще в больнице, но она не врубилась, что это шутка на тему книги Марка Твена.

– Можешь не сомневаться, это чистая правда. Думаю, что Коди не очень-то любит читать. А вот мне нравится, особенно о короле Артуре, хотя «Пролетая над гнездом кукушки» я так и не смогла осилить. – Она закатила глаза. – Ты привел на обед целую толпу девушек!

Кокрен решил не спрашивать, как, по ее мнению, книга «Пролетая над гнездом кукушки» связана с королем Артуром. К обложке меню был приколот скрепкой листок с перечнем блюд дня; он отцепил листок, положил чистой стороной вверх и взял авторучку.

– И кто же вы все такие? Просто… чтобы знать вас по именам, когда нужно будет писать поздравительные открытки.

– О, Коди платит за обед, так? Не хочу ничего об этом слышать. Так, со мной и с ней ты уже знаком… А еще есть Тиффани. – Она умолкла, давая Кокрену возможность записать имя, а потом добавила: – И Валори.

Он записал имя так, как его обычно произносят, но она наклонилась и постучала пальцем по бумаге. – Правильнее будет через «о» – Валори [30] Valor (амер. англ.) – доблесть, отвага. .

Кокрен ухмыльнулся – его позабавила эта скрупулезность.

– Вроде как в «калория». Если в тебе есть еще и обжора, можно называть ее Калори, и они будут двойняшками.

Пламтри оскалилась в безрадостной улыбке.

– Валори никому не двойняшка. – Она посмотрела на список. – И еще он . Просто напиши «он», ладно? Мне не хотелось бы ни слышать его имя, ни даже видеть его написанным на бумаге.

За мгновение, потребовавшееся для того, чтобы написать две буквы, Кокрену пришло в голову, что этот пресловутый Флибертиджиббет, судя по всему, столь же реален, как Коди и Дженис, и вполне мог убить человека в Окленде пять с небольшим лет назад.

А потом его мысль перескочила к королю, которого, как уверяла Пламтри, она убила десять дней тому назад.

– Это ведь не татуировка, – сказала Пламтри, – а родинка, да?

Кокрен положил авторучку на стол, согнул правую руку, и темное пятно в форме листка плюща пошло морщинами.

– И не то, и не другое. Это скорее… вроде порохового ожога или шрама. Этакая ржавчина под кожей или даже порошок раздробленной коры. Когда мне было семь лет, я сунул руку, чтобы прикрыть наплыв от большого секатора, которым орудовал рабочий. Решил, что похожий на лицо наплыв это настоящая стариковская голова, и попытался помешать рабочему ее отрезать.

Пламтри нахмурила лоб, глядя на него поверх бокала:

– Что?…

Кокрен улыбнулся:

– Прости. Сразу видно, что ты выросла не в винодельческих краях. Это же старо, как «Божья коровка, улети на небо», или Лунный человечек. Фруассар называл это «Le Visage dans la Vigne» – Лик виноградной лозы. Видишь ли, бывает, что зимой, когда приходит время подрезать лозы, на некоторых давно подстриженных черенках появляются наплывы, похожие на лицо старика – лоб, скулы, нос, подбородок… В средневековой Франции это стало предметом серьезного суеверия – там лозы с самыми выразительными наплывами-лицами выкапывали и сжигали на вершине горы. Среди зимы, чтобы весна пришла быстрее. Старику пора умереть.