Тим Пауэрс - Последние дни. Том 1 [litres]

– Н-да… – протянул Мавранос и, пожав плечами, тряхнул головой. – Честно говоря, я уверен, что его тело находится в озере Мид. И он, наверно, уже использован.

– Н-да… – откликнулась Анжелика, вошла в кухню и, обогнув ноги мертвого короля, подошла к холодильнику. Джоанна помешивала в кастрюльке на плите ароматное варево из листьев мяты в текиле, и острый запах напомнил Анжелике, что она собиралась взять не только две банки пива для Пламтри, но и одну для себя.

Она услышала, как Пит спросил Мавраноса:

– Кто это был?

– Багси Сигел, – печально ответил Мавранос. – Когда его застрелили в сорок шестом году, пулей выбило глаз из его глазницы, и отец Скотта спрятал его в тайнике в подвале отеля «Фламинго» в Вегасе. Отец Скотта был королем с сорок шестого по девяностый.

– Без балды? Эй, Анжи! – повысил голос Пит. – У нас все-таки получится!

«И теперь все они пьют, – думал Кокрен, – и варят в котле какое-то ядовитое зелье из текилы и мяты, и юный Буги-Вуги – Кути – по меньшей мере один раз наполнил вином свой кубок; если где-нибудь в Калифорнии этой ночью обсуждают еще худшую чушь, то, наверно, только в дурдоме для еще более тяжелых случаев, чем в „Роузкранс“. Но вроде бы пьян из всех здесь только я».

– Прах Багси Сигела похоронен в мавзолее Бет Олам на Голливудском кладбище в Санта-Монике, всего в двадцати милях отсюда, – говорил мужчина, которого звали Пит. – Его призрак в корешах с призраком моего отца; Анжи, помнишь, когда мы ездили на кладбище, чтобы забрать призрак отца под Хеллоуин в девяносто втором году, я стучал в мавзолей, а мне оттуда на «тук-тук-тук» ответили «тук-тук»? Так вот, это был призрак Сигела.

– Помню, – ответила женщина, вошедшая из кухни с тремя банками «Курз». «Две для Коди, и ни одной для меня», – подумал Кокрен. Еще он подумал, что надо бы просто пойти в кухню и взять банку, но не мог решиться вновь оказаться перед мертвецом.

Его очень растревожила карта, которую Коди показала ему со словами: «Это ты этой ночью»; жирное бородатое идиотское лицо нарисованного пьяницы в короне из роз, которая, похоже, скрывала рога, накидка из звериной шкуры, корявые ноги, изгибавшиеся не в ту сторону, как у козы, которые заканчивались какими-то раструбами, вроде копыт.

Кути нашел в одной из коробок электрическую точилку для карандашей и теперь осторожно снял пластмассовый кожух, расцвеченный под волокнистую древесину. Внутри оказалась не фреза с наклонными ножиками: к электромотору был приделан толстый кусок желтого мела.

– Середина изрядно выбрана с прошлого раза, – сказал Кути, разглядывая мел. – Но можно присобачить пружину к другому месту, ближе к мотору; я помню, как Эдисон собирал это.

– Не уверен, что Эдисон сам знал, что делал, – отозвался Пит.

– Я помню, как он это делал, – повторил Кути.

– Хорошо, – сказал Пит. – Отлично. – Он взглянул на Кокрена и улыбнулся. – Точилка – наша телефонная трубка, точнее, динамик. Динамики, как правило, приводят в движение диафрагму при помощи индуцированных изменений в поле магнита; мы не можем применить этот метод, потому что физический магнит притягивает призраков, как ямка на тротуаре собирает дождевую воду. Если бы мы капитально готовились, я подключил бы пьезоэлектрический кварц или электростатическую установку с перфорированными конденсаторными обкладками, но эта схема тоже вполне годится для работы. Мы смочим мел водой, а затем прикрепим пружину диафрагмы к поверхности мела, которая будет вращаться, когда мы включим точилку для карандашей, – видите ли, мокрый мел шершав и обычно создает большое трение, но он на мгновение делается скользким, когда через него проходит ток. Все это происходит быстро и многообразно, благодаря чему можно получить из присоединенной диафрагмы отнюдь не идеальный, но довольно внятный звук.

Кокрен понимал, что Пит любезно пытается ввести его в курс происходящего, и поэтому поспешно улыбнулся в ответ, кивнул и сказал:

– Остроумно.

– И звук был получше, чем у многих современных наушников, – добавил Кути.

– Сынок, у меня и в мыслях нет принизить твоего прежнего оришу, – мягко сказал Пит. Одной рукой он взял связку стеклянных трубок, а другой – стеклянный цилиндр с металлическим стерженьком внутри, побрякивающим, как язык колокольчика. – Вакуумный насос я отнесу на кухню и присоединю к водопроводному крану, чтобы был сток у манометра Ленгмюра. Кути, ты тем временем собери всех в прачечной или на заднем дворе – в общем, чтобы никого не было в комнате.

– Раз уж вы пойдете в кухню, – сказал Кокрен, пытаясь не выдать жгучего нетерпения, – не могли бы вы принести и мне баночку пива?

Пламтри за его спиной хихикнула. Пит взглянул на Кути, тот пожал плечами и кивнул.

– Ладно, – сказал Пит.

Юный Оливер, сидевший на полу, привалившись к дивану, нерешительно заговорил:

– Вы ведь собираетесь звонить призраку нашего отца, да? Не ему самому, а его призраку? – Лицо подростка было напряженным, но Кокрен разглядел, что белки его глаз покраснели.

– Да, Оливер, именно так, – ответил Мавранос. – Ты теперь член нашей семьи и можешь остаться здесь, если хочешь.

Оливер покачал головой.

– Нет, – прошептал он. – Это…

– Это будет так, словно он оказался, мертвый, еще и в этой комнате, – серьезно проговорил его брат Скэт. – Такой же, как в кухне. – Он посмотрел на Оливера и закончил: – Мы подождем во дворе.

Диана, их мать, лишь прикусила костяшку пальца и кивнула.

Кокрен вслед за Пламтри, Анжеликой и Дианой поплелся в тесную комнатку-прачечную, оклеенную обоями в цветочек, и сел рядом с Пламтри на линолеум под раковиной в углу. Кути вскарабкался на здоровенную стиральную машину коммерческого образца с прорезью для монеток и устроил на полке за своей спиной точилку, теперь соединенную с одной стороны пружиной с каркасом разобранной электрической лапшерезки, а с другой – с бумажным раструбом громкоговорителя.