Владимир Корчагин - Женщина в черном

Что же с ней случилось? Никита не знал что и подумать. Нет, он решительно не мог больше работать. Нужно было непременно выяснить, что произошло. Но как? Каким образом? Он не знал ни ее имени, ни фамилии. Он не знал о ней абсолютно ничего.

Так прошло еще несколько дней. Они показались Никите вечностью. Он не мог уже не только работать, он не мог ни есть, ни спать. Правда, по-прежнему ежедневно ходил в читальный зал и просиживал здесь с утра до вечера, но теперь с одной лишь целью — снова увидеть пропавшую незнакомку. В голову не приходило ни одной дельной мысли. Временами он не мог даже уловить смысл читаемой статьи. А однажды, измученный бессонницей по ночам, чуть не задремал над раскрытой книгой. Зато когда открыл глаза и по обыкновению взглянул на соседний столик, то чуть не вскрикнул от радостной неожиданности.

Там, за так долго пустовавшим столиком склонилась над книгой она, его таинственная незнакомка. Но что так изменило ее? Лицо девушки было бледным, осунувшимся, глаза слезились, мелкие капли пота выступили на лбу. Она явно боролась с каким-то недомоганием.

Никита вскочил с места и, не давая себе подумать, как это может быть воспринято с ее стороны, подошел к соседнему столику.

— Простите, вы так долго не появлялись… — выпалил он первое, что пришло в голову. — Вы болели? Вам и сейчас плохо? Может, я мог бы чем-то помочь?

Девушка подняла на него глаза и с минуту молчала, словно раздумывая, стоит ли отвечать совершенно незнакомому человеку. Потом тихо произнесла:

— Да, мне нехорошо… Зря я сегодня пришла сюда. Надо было еще дня два посидеть дома. А теперь вот… — она провела рукой по пылающему лбу. — Как вспомню этот переполненный автобус! А идти одной пешком…

— Так, может, проводить вас?

— Если вас не затруднит… Это недалеко, в академгородке.

— О чем речь! Пойдемте. А книги ваши я сдам, можете не беспокоиться.

Выйдя из библиотеки, Никита взял ее под руку, и несколько минут они шли молча. Потом Никита спросил:

— Ну, как вы?

— Сейчас, на воздухе, получше. Теперь я смогу, пожалуй, дойти одна.

— Нет-нет, я доведу вас до дома.

— Но вы теряете со мной время, а ведь… Я видела, как вы усердно работаете. Вы аспирант?

— Да, сижу над диссертацией. Почти кончаю. А вы?

— Я еще только на четвертом курсе.

— Химфака или биофака?

— Ни то, ни другое. Я на истфилфаке.

— Вот как?! А я думал… Но как же все эти книги по химии и биологии?

— Это для деда. Я живу с дедом. Он старенький, почти никуда не ходит, но продолжает свои исследования. И мне приходится делать для него выписки из свежих публикаций. Поэтому я вынуждена иногда заниматься в вашем читальном зале.

— Только иногда?

— Да. Но вообще-то я часто заглядываю сюда. В наш филологический нужная деду литература почти не поступает. И потом… Мне просто нравится работать в вашем зале. Сама обстановка нравится: нет лишнего шума, суеты, все заняты делом. Не то что у нас, на филологическом…

— Вы правы, нам, естественникам, не до лишних разговоров. А ваш дед… Он, значит, научный работник?

— Он доктор медицины. Работал в институте иммунологии, но несколько лет назад почему-то рассорился со своими коллегами и теперь работает только дома. Вот мне и приходится…

— Понятно. А ваши родители?

— Их нет. Они погибли, когда я была совсем маленькой.

— И теперь остались одна с дедом?

— С нами живет еще тетка, сестра папы, и один дальний родственник. Но вот мы и пришли, — остановилась она возле калитки в высоком плотном заборе, окружающем большой двухэтажный коттедж. — Спасибо вам огромное! И не забудьте про мои книги.

— Как можно?! Сдам сразу, как вернусь. Но я не знаю даже вашего имени.

— Инга. Инга Гридина. А вы?

Никита назвал себя.

— Никита! — воскликнула она, окинув его быстрым взглядом. — Да вы, оказывается, тезка моему отцу. И вообще… Недаром я так сразу… — она почему-то смутилась и поспешно добавила: — Он был очень добрым, мой папа.

— А дед?

— Дедушка тоже добрый, но иногда бывает каким-то… странным.

— Как это странным? — не понял Никита.

— Это долго объяснять, а я сегодня… Мы еще поговорим о нем как-нибудь после. А сейчас, простите, я пойду.

— Да, конечно. До свидания, Инга!

— Всего вам доброго, Никита!

Она скрылась за калиткой. А он постарался рассмотреть полустертую надпись на позеленевшей табличке, что была укреплена над узкой прорезью в заборе: «Академик Гридин Лев Яковлевич. Для писем и газет».

— Академи-и-ик! — невольно присвистнул Никита. — А впрочем… Академик Гридин… Академик Гридин… — несколько раз повторил он вполголоса. — Что-то я слышал об этом академике Гридине, что-то недоброе, почти мистическое, только не помню что… — Он еще раз окинул взглядом массивный особняк, все окна верхнего этажа в котором были почему-то задернуты плотными шторами, и собрался уже идти обратно, как вдруг почувствовал, физически ощутил, что кто-то стоит у него за спиной. Он быстро обернулся и увидел в десяти-двенадцати шагах от себя женщину в черном. Черным было ее длинное, сильно расклешенное платье с неестественно широкими рукавами, черной была плотная пелерина, покрывающая плечи и спускающаяся чуть не до самого пояса, черным был странный головной убор в виде капюшона, полностью закрывающий голову, большую часть лица и шею до самого подбородка. В узком прорезе его можно было видеть лишь иссиня-бледный нос, скорбно опущенные глаза и сморщенные, старчески поджатые губы. Женщина стояла совершенно неподвижно, точно изваяние, и, казалось, застыла в горестном молчании, с тоской и болью посматривая на него, Никиту.

Все это было настолько необычно и непонятно, что он вздрогнул от неожиданности и невольно попятился назад, не зная, что и подумать об этом невесть как появившемся видении. Лишь несколько минут спустя до его сознания дошло, что это, должно быть, монахиня. Но монахиня здесь, в академгородке! Может ли быть такое?

Между тем женщина повернулась к нему спиной и все так же молча, не оборачиваясь и не меняя согбенной позы, медленно пошла по направлению к лесу.

Никита выждал, когда она скроется за деревьями, и лишь после этого отправился обратно в библиотеку. Мысли его, естественно, продолжали вращаться вокруг миловидной соседки по читальному залу. Но теперь к чувству все возрастающей симпатии к этой во всех отношениях незаурядной девушке все больше примешивались всплески какой-то неясной тревоги, безотчетной настороженности, связанной как с личностью академика Гридина, так и с появлением загадочной монахини. Впрочем, не могло быть сомнения, что одно тесно связано с другим, ибо трудно было допустить, что монахиня чисто случайно появилась именно здесь, перед дачей академика. Причем появилась и исчезла, не сделав ни малейшей попытки пройти на дачу. Или ей помешало присутствие его, Никиты, — она не захотела сделать это в присутствии свидетеля? Но в таком случае можно было уйти, увидев его еще издали, а не подходить к нему почти вплотную.