Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Что же, может быть, все это и правда, — сказал Олег, когда Никита закончил свой рассказ. — Я никогда не питал симпатии к этому чиновнику от науки. Но и только! Вы же со Светкой, как я понял, чуть ли не войну собираетесь ему объявить. Зачем это? Ну, все, что касается Инги, мне понятно. Она твоя невеста, тебе ее и защищать. Но в Строева-то зачем ты собираешься вцепиться? Пусть поцапались они с Гридиным, пусть даже чуть не укокошили друг друга. Но когда это было? И тебе-то что до этого? Тем более сейчас, накануне защиты. Да и чего добьешься ты своими разоблачениями? Отца и матери Инги не воскресишь, бывшего аспиранта Строева не реабилитируешь, Гридина в прежней должности не восстановишь. Не понимаю я тебя, Никита.

— А я не понимаю тебя. Совершено преступление, попраны элементарные принципы справедливости, порядочности, общечеловеческой морали, и я должен закрыть на это глаза?

— Чего же ты хочешь добиться?

— По крайней мере докопаться до истины, разоблачить преступников.

— Но как ты это сделаешь?

— Не знаю еще. Но прежде всего неплохо бы разыскать шофера того злополучного самосвала.

— Едва ли ты его разыщешь. Да если и разыщешь, так он все тебе и выложит!

— Думаю, что и найти его, и поговорить с ним будет трудно. Очень трудно. Но я должен это сделать. Должен во что бы то ни стало!

Все, однако, получилось гораздо проще, чем он думал. В городском АТХ, куда обратился Никита, не только хорошо помнили о происшествии двенадцатилетней давности, но и сообщили ему домашний адрес бывшего водителя самосвала, который, отсидев положенный срок, коротал старость в собственном домишке неподалеку от рыночной площади, выращивая лук и разводя кроликов. Там, возле клеток с пушистыми зверьками, и застал Никита Ивана Петровича Селезнева, который, как было сказано в приговоре народного суда, «совершил непреднамеренный наезд на «Жигули» с двумя пассажирами, что повлекло за собой гибель последних».

Выслушав Никиту, Селезнев, седобородый кряжистый старик с желтыми от самокруток пальцами, долго молчал, глядя куда-то в сторону, потом медленно заговорил глухим, хриплым голосом:

— Не хотелось бы ворошить старое. Легче, кажется, головой в прорубь. А с другой стороны… Не дает покоя моя совесть. Ни забыться, ни уснуть не дает. Потому как хоть суд и определил мне за непреднамеренный наезд всего-навсего пять лет общего режима, по правде-то, по совести разве я это заслужил?

Не-ет, не случайно, совсем не случайно оказался тот «жигуль» под колесами моей машины. И не отмолить мне свой грех до конца дней моих. Целых двенадцать лет носил я на душе этот камень. И все двенадцать лет порывался открыться людям. Но страх был сильнее меня. А теперь выскажу тебе все. И не потому, что ты дал слово никому не рассказывать, что узнаешь от меня. Просто пришел мой срок. Не могу больше молчать. Хотя, видит Бог, загнал меня в угол один подлый человек, опутал, как осьминог щупальцами, по рукам и по ногам.

А все началось лет сорок тому назад. И был я тогда веселый, беззаботный парень, и жизнь казалась сплошным праздником. В тот день мы сдали последний экзамен на курсах шоферов. Осталось получить права, машину и — на трассу!

Но Бог рассудил иначе. До сих пор не могу понять, что заставило меня одного поздним вечером выйти за ворота училища. Кажется, кончились сигареты. Так можно было стрельнуть у приятелей. А я потащился в магазин. И сразу за воротами столкнулся с двумя незнакомыми парнями. Один из них подошел ко мне вплотную и тихо спросил:

— Шоферить можешь?

— Еще бы! — ответил я, надуваясь от гордости. — Только что сдал вождение на пятерку.

— А можешь, так отвези наш груз километров за пятьдесят.

— Рад бы, — отвечаю, — да только я еще ни машины, ни прав не получил.

— Не важно, — говорит, — машина ждет нас. А права тебе не понадобятся: в случае чего заплатим за тебя любой штраф. И вообще, хорошо заплатим.

— Да нет, ребята, — говорю, — я уж своей машины дождусь.

— Ты-то дождешься, а нам ждать некогда. И разговаривать с тобой некогда, — подскочил второй парень, и прямо к горлу — нож.

Понял я, что попал в капкан. Бежать — не убежишь, кричать не дадут, прирежут. Пришлось согласиться, куда денешься.

Привели они меня в какой-то двор. Там действительно стояла машина с крытым кузовом, а в нем два фанерных ящика и бочка. Подал мне один из парней ключ, затолкал в кабину, сам сел рядом. Второй забрался в кузов. И мы тронулись.

Машина шла легко, мотор работал как часы. И я было совсем уж успокоился, как вдруг обгоняет нас «Москвич» и встает поперек дороги. Я жму на тормоз — парень валится на лобовое стекло. А вслед за «Москвичом» подкатывает фургон и тоже становится поперек проезжей части.

Я еще пытаюсь сообразить, что все это значит, а пассажир мой вскочил, хотел выбраться из кабины, но не успел открыть дверцу, как из «Москвича» высыпали четверо с пистолетами — и к нам.

Ну и началось. Пассажира моего ухлопали первым, потом прикончили и того, кто был в кузове. После чего перетащили груз в фургон, и тот мигом скрылся с глаз. Тогда один из налетчиков, видно, главарь их, подошел ко мне и говорит:

— Ну а с тобой что делать? Убить тут, чтобы не вонял, или захватить с собой и выбросить по дороге?

Я, понятно, от страха слова не могу вымолвить. Тогда они затолкали меня в свою машину, отвезли километров за двадцать и действительно выбросили посреди чистого поля.

— Иди, — говорят, — теперь куда хочешь, да запомни, что ты никуда не ездил и ничего не видел, иначе отправишься вслед за своими попутчиками.

Вернулся я домой ни жив ни мертв, и первый год или два только и ждал, что за мной придут. Но все обошлось. Жизнь моя наладилась. Со временем перебрался сюда, в этот город, женился, построил вот эту халупу. И вдруг…

Иду однажды по улице, а навстречу — он, тот самый глава налетчиков. Да таким франтом: на шее галстук, на голове шляпа, в руках дипломат. Но я его сразу узнал по перебитой переносице и рту, полному золотых зубов. И, веришь, в глазах помутилось от страха. Мне бы бежать — так ноги будто к земле приросли. Стою и каменею, как кролик перед удавом. А он подходит и тихим таким, елейным голосом говорит:

— Наконец-то мы с тобой встретились, пора и рассчитаться.

— О каком таком расчете речь?

— А как же, — говорит, — мы все эти годы выгораживали тебя, всю вину на себя взяли, хоть следователи, как один, решили, что убийцей тех двоих был водитель грузовика, он же хапнул и груз, который вез в машине.

— Какие следователи, какой убийца?! — закричал я что было мочи.

— Не ори, дурак, — зажал он мне рот ладонью. — Это ты следователю скажешь, когда тебя сцапают, а за этим дело не станет, если ты не поможешь нам в одном деле.