Владимир Корчагин - Подкидыш

— Ты уж скажешь! — застеснялась Анна Николаевна, поправляя скатерть. — Кормлю, как умею, голодными из-за стола не выйдете. Мужчины, поухаживайте за гостьей. Огги, голубушка, не стесняйтесь, будьте как дома.

Все расселись, голоса смолкли. В течение нескольких минут слышался лишь легкий перестук ножей и вилок.

— А что, все-таки, вы хотели мне показать? — не выдержал Сергей. — Неужели дневник?

— Да, дневник, вернее, то, что от него осталось. Всего несколько страниц. Но каких страниц! А главное — написаны они точно таким шрифтом, как те письмена, какие ты мне показывал перед отъездом, и написаны в одном из городов той исчезнувшей цивилизации, остатки которой вы так усердно раскапывали нынешним летом.

— То есть как? Ты же говорил, что это дневник матери Огги.

— Так оно и есть. А ты знаешь, где и когда родилась моя невеста?

— Так ведь вроде не принято говорить о возрасте женщины.

— А все-таки?

— Ну уж, если ты так настаиваешь, то я думаю…

— Не ломай голову, — махнул рукой Кирилл, — все равно не отгадаешь. Родилась Огги в одном из тех самых архидревних городов. И было это более десяти тысяч лет назад.

— Чего-чего?! Ты что, решил подурачить меня или сам немножко того? — покрутил Сергей пальцем у виска.

— Ни то, ни другое. А дело в том, что в одном из таких городов… Впрочем, что же я буду пересказывать, я лучше прочту уцелевшие страницы дневника. Ты не возражаешь, Огги?

— Напротив. Я хочу, чтобы об этом узнали все. Все люди Земли. Да ведь и сама мама высказала такое пожелание. Ты помнишь, чем заканчиваются ее записи?

— Да, конечно. Тогда — минуточку! — Кирилл быстро прошел в свою комнату и вынес спасенные страницы дневника вместе с переводом Огги. — Вот, уважаемый товарищ историк, — обратился он к Сергею, — оригинал текста, написанного, как ты сейчас убедишься, более десяти тысяч лет назад, а это его перевод, который я вам прочту.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился Сергей, — послушаем, что повествуют эти страницы.

— Да, слушайте. Послушай и ты, мама, — обратился он к Анне Николаевне. — Итак, первая запись. Она, к сожалению, без начала:

— «Вновь оповестили, что интенсивность жесткого излучения из космоса…» — начал читать Кирилл, и перед глазами сидящих за столом, будто в страшном сне, поднялись тучи горячей пыли, замаячили черные стволы голых умирающих деревьев, обрушились потоки ядовитых дождей, сомкнулись каменные своды сырых мрачных подземелий, блеснули свирепые глаза кровожадных людоидов. И над всем этим — всепронизывающий страх за свою жизнь, за жизнь детей, за будущее цивилизации и еще больший страх перед намерением уйти из жизни в надежде перенестись в неизвестное будущее.

— «…А если — мало ли что может быть — ты окажешься среди людей, а нас с папой уже не будет, расскажи им, этим людям далекого будущего, обо всем, что здесь написано, не дай им пережить того, что переживают сейчас наши соотечественники за бесчисленные ошибки своих предков», — закончил Кирилл и обвел глазами притихших слушателей.

Никто не произнес ни слова. Огги сидела бледная, неподвижная, застывшая как изваяние, Анна Николаевна поспешно вытирала глаза кончиком фартука, Сергей нервно покусывал губы, крепко, до побледнения, стиснув на коленях пальцы рук.

И в этот миг, словно сигналом оттуда, из загнавшей себя в тупик гибнувшей цивилизации, раздался в прихожей резкий повелительный звонок.

Кирилл встал. Но Анна Николаевна опередила его:

— Сиди, я открою.

Все почему-то насторожились, словно в предчувствии неясной надвигающейся беды. А из прихожей донесся низкий гнусавый голос:

— Это квартира Градовых?

— Да, — ответила Анна Николаевна.

И в следующий момент в комнату, громко стуча сапогами, вошли знакомый Кириллу следователь и два милиционера.

— Гражданин Градов, согласно санкции районного прокурора я вынужден вас арестовать и заключить в следственный изолятор, — медленно, сухим будничным голосом, как нечто само собой разумеющееся, проговорил следователь, не обращая внимания на испуганные возгласы встревоженных женщин.

— Как арестовать? За что?! — всплеснула руками Анна Николаевна.

— Хотя бы за то, что он, несмотря на данную им подписку о невыезде, самовольно покинул город и больше недели скрывался неизвестно где.

— Как скрывался? От кого скрывался? Господи, да что это такое? — продолжала причитать вконец перепуганная старушка. — Это просто какое-то недоразумение. Чтобы мой сын…

— А вы, гражданка, не знаю, как вас… Займитесь своими делами и не мешайте мне работать, — прикрикнул на нее следователь.

— Работать?! Это, по-вашему, работа? — вновь накинулась на следователя Анна Николаевна. — Да я…

— Не надо, мама, — погладил ее по голове Кирилл. — Я действительно не имел права покинуть город без уведомления этого человека. Только простите, гражданин следователь, насколько мне известно, вы тоже не имели основания брать такую подписку, не предъявив мне конкретного обвинения.

— Скажите, пожалуйста, как мы шибко грамотны. Так вот, я предъявляю вам обвинение. Вы обвиняетесь в убийстве гражданки Полипчук, и в интересах следствия…

— Ив интересах следствия, — перебил его Сергей, — вам, я думаю, было бы небесполезно познакомиться с самой гражданкой Полипчук. Вот она здесь, за столом.

— А вы кто такой, молодой человек? И кто вам дал право на такие глупые шутки по отношению к представителям закона?

— Кто я? Я обыкновенный свободный человек. Право вступиться за невиновного, оскорбленного вами человека дано мне конституцией. А вот вам придется сейчас извиниться, перед всеми нами.

— Оставь его, Сережа. Я же действительно нарушил закон. Ну, ошибся он. С кем не бывает. Все разъяснится.

— Да брось ты, Кирилл! Ошибся… Ошибиться, действительно, может всякий. Да не всякий будет так, как он, хамить старой женщине. А из города уехать тебя вынудил он сам, этот горе-следователь. Ведь если бы ты не привез сюда Ольгу, он до сих пор тряс бы ее окровавленным платком, а потом и упек тебя за здорово живешь. Ольга, покажите этому «представителю закона» свой паспорт. Он же словам не поверит. И объясните, почему ваш носовой платок оказался в крови. А то он, в самом деле, уведет нашего Кирилла.

— Паспорт? Сейчас покажу, он у меня в сумочке. Но я абсолютно ничего не понимаю. О каком убийстве говорит этот человек? И при чем здесь мой платок?

— Этому человеку поступило заявление от вашего отчима Полипчука, в котором тот утверждал ни больше, ни меньше, что вы убиты. Да, убиты самым зверским образом! И в качестве неопровержимой улики предъявил найденный им где-то ваш окровавленный платок. А обвинение в убийстве возложил на Кирилла. Вот они и треплют ему нервы третью неделю.