Дмитрий Москалев - Дыра

– Иди на заднее сиденье, – приказала она ему, – и сними уже свои железяки.

– Хм, полегче с моими пушками! – сказал Арон и выбежал на заднее сидение полицейского автомобиля, к нему присоединилась взволнованная Молли, которая, осмотревшись по сторонам, со смешком прыгнула ему под ноги, стянула штаны и отбросила пистолет с ремнем на переднее сиденье через открытое окошко.

– Он тебе не понадобится, малыш, – улыбнулась она, держа его член в холодной влажной руке.

Она ласкала его, страстные поцелуи сползали вниз, Арон постанывал от возбуждения, Молли все сильнее сжимала его член, и вот ее губы почти касались его дымящегося и горячего кончика. Она делала это, да, делала это с ним, шерифом, в его полицейской тачке.

– Ты всегда был со мной груб, Арон. – Лицо Молли изменилось, вдруг оно втянулось, оголив кости, цвет кожи сменился на трупно-белый, на руках выступили когти, и глаза приняли ужасающий черный свет. Арон застыл от испуга, казалось, сердце его выпрыгнет.

Молли зарычала и проглотила член целиком, откусив своими острыми клыками. Брызнула кровь, Арон забился в конвульсии, все произошло так быстро, что боль пришла потом.

Молли ударила его рукой, располосовав щеку, вцепилась в шею, выдирая клоки, прокусывая артерию и перегрызая кадык. Из горла Арона слышался лишь неистовый хрип, и вот тело обмякло, а существо, сидевшее на нем, продолжало обгладывать лицо шерифа.

Жизнь всегда берет свое. Какая бы борьба ни была, всегда наступает конец. Человек рождается в борьбе, в здоровой конкуренции, которой иногда не препятствует ни социальный класс, ни касты, ни сословия. Когда же маленькие городки начинают вымирать, когда угасание их связано с людьми, люди деградируют обратно до животных. Так думал Дейв, который стучал в дом соседей Арона. Открыла пожилая женщина с грязными волосами под шапочкой. Женщина так не думала, она вообще ни о чем не думала.

Люди слишком сильно любят быстрые деньги. Быстрые деньги составляли основу рабства, когда чернокожие рабы не получали за свой труд ни цента, кроме кнута, в течение трехсот лет. Быстрые деньги, когда нужна максимальная прибыль за максимально короткий срок, воплощали в реальность станки, потом миллионы станков, а сейчас стали воплощать роботов, которые вскоре заменят людей, и тогда таких городков, как Липтикут, станет вся страна, и затем весь мир.

Но АФ была загнивающей и отсталой страной, ее маленькие города вымирали без работы и труда. Никаких должностей, развития, никаких инвестиций. Из года в год молодежь разъезжалась, старики умирали. Мегаполисы росли, росли и выросли в чудовищ, в грязных и злых монстров. И эти монстры потребляли массу товаров и оставляли после себя миллиарды тонн мусора, который свозили в другие штаты на полигоны. Полигоны горели, гнили, и просачивалась скверна в грунтовые воды, отравляя почву и воду на сотни километров вокруг. Липтикут был одним из таких городов, принимающих к себе чужой мусор. Закон приравнивал сжигание к переработке, и по всей стране стали открываться мини-заводы коррупционеров, где просто сжигали все подряд и выбрасывали диоксины в воздух. Мусорный коллапс олицетворял собой американскую мечту капитала – получать сверхприбыль, ничего не делая.

Помимо всего этого, в АФ проживало 40 миллионов нищих, 2 миллиона проституток, 2 миллиона больных ВИЧ, 20 миллионов безработных. Наверное, начинались самые страшные времена для Федерации, готовые превратить ее в пустошь.

Капитал пожирал всю частную инициативу, в стране царствовали монополии, зарабатывающие на государственных подрядах. Люди округ стали такими безучастными за двадцать лет упадка, что, казалось, готовы были сгинуть на месте, лишь бы никто не сумел нарушить идиллию и веру в американскую мечту, а между этим коррупционеры скупали недвижимость на других материках.

– Здравствуйте, мэм, агент Браун и я, агент Дейв, ФБР. Скажите, ваш сын Карл сегодня дома? – поинтересовался федерал.

Женщина испуганно попятилась.

– Да, а что случилось? – завопила она.

– Мы можем поговорить с ним? – Дейв уткнул руки в бока и прислушался.

– Конечно, он наверху в своей комнате.

Когда Дейв вошел в дом, он увидел настоящий бардак.

– Не разувайтесь, – смущенно попросила их женщина, и Дейв увидел почему: под ботинками хрустела грязь, комната справа была заставлена пустыми бутылками, мусором.

– Где ваш муж? – поинтересовался Дейв.

– Ох, его нет, не знаю, где он, где-то шляется. – Развела руками женщина. – Карл, Карл! – закричала она. – К тебе друзья пришли.

Послышались шаги над их головами, и показался Карл.

– Что? Кто вы? – испуганно затараторил Карл.

– Расслабься, парень, – успокоил его Браун, – и лучше присядь, пока мы не надели на тебя наручники.

– Ты подозреваешься в изнасиловании и убийстве, – сказал Дейв.

Карл побелел, он затрясся, схватился за живот и зарыдал.

– Это не я, не я, он заставил меня! Заставил участвовать! – Слова сменились мычанием.

– Где он сейчас? – спросил Браун, Карл замотал головой.

– Не знаю, не знаю!

Мать Карла села на стул, помрачнела и простонала.

– Что происходит? – испуганно спросила она.

– Ваш сын натворил дел, мэм, и мы его сейчас увезем.

– Вы арестованы, Карл, мы наденем на вас наручники и доставим в участок, всё кончено.

Белеющий день бил из-под жирных и низких туч. Капельки крови стекали и сохли на боковом стекле автомобиля. Окоченевший труп осматривали криминалисты, когда к оцеплению подъехали агенты ФБР.

Воздух был пропитан тревогой и сгустился. Тревога и страх виделись в каждом лице, каждый теперь в городе ощущал, как к нему подкрадывается мертвецкий холодок этого животного страха за свою жизнь и жизнь близких ему людей. Нельзя было все бросить и сбежать. Так и томились испуганные тела в надежде на то, что рано или поздно стихия закончится, как и закончится этот кошмарный сон, и жизнь побежит своим угнетающим, но тихим и привычным ритмом.

Дейв молча вышел из машины, поздоровался с полицейскими. Он очень устал, еще нужно было сделать кучу дел, но он решил, что не ляжет спать, пока окончательно не выбьется из сил. Браун выглядел бледным, язык его заплетался, его было необходимо отправить в отель, но Дейв не решался, боясь остаться одному и уснуть по дороге.

– Он там, сэр. – Проводил Дейва полицейский. – Его так и нашли. Сейчас собирают отпечатки, там изрядно наследили. Я не могу смотреть на это. Мы опознали его по документам и машине. – Взволнованный полицейский вытер мокрый лоб.

Машина стояла под шумящими ветвями дерева. Какое-то умиротворение чувствовалось в воздухе, наполненном тишиной. Полицейские молчали, их угрюмые лица отражали печаль. Они не могли справиться со своими обязанностями, их это злило, они устали, мокли все эти дни под дождем, но смерть шерифа их деморализовала, на смену злости пришла ярость, на смену ярости – смирение. Лица и выражение глаз так иногда о многом говорят, что не нужно слов.