Елена Свительская - Песня моей души [СИ]

— Так… он тебе говорил?..

— Бедолага был очень расстроен. Он ведь искренне хотел взять тебя в жёны. Но вот твоя маленькая просьба… — мой жених засмеялся.

Проворчала:

— Но он — боевой маг. Он бы мог застращать всех королей, чтоб те сразу договорились о мире. Мог, но не захотел даже пытаться.

— Застращать королей легко: для этого даже не нужно быть боевым магом. Но вот убрать ненависть из сердец не так-то просто. Хотя, конечно, он мог бы запугать и все три народа, но был ли это тот самый мир, о которым ты мечтала?

— Нет, — вздыхаю, — Но он мог хотя бы попытаться! И вообще, Кан, я люблю тебя, а не его. Вряд ли бы стала его невестой, хоть если бы нашёл первым.

— А если бы он стал помогать тебе исполнить твою мечту?

— Тогда… не знаю…

Мы побрели куда-то по улице.

Вроде прошло всего немного времени с тех пор, как я шла здесь в овощную лавку, но сколько же изменилось с тех пор! И я, та отчаявшаяся Алина, которая шла здесь первый раз к Ростиславу, и подумать не могла, что пройдёт лето, начнётся осень и… и я смогу разговаривать со всеми тремя королями Враждующих стран, да ещё и подружусь с новодальской графиней и с чернореченским принцем… который ненадолго станет чернореченским королём… и уж тем более не могла и представить, что я вновь пойду по этой улице, будучи одной из глав отряда, собранного из чернореченских, новодальских и светопольских лекарей…

Внимательно посмотрела на призадумавшегося Кана. Я так рада, что он вернулся! Он тоже мне много помог!

Посмотрела и нахмурилась: но его теперь разыскивают за разрушение эльфийского дворца. И эльфы могут вмешаться в нашу жизнь в любой день, разрушить моё хрупкое счастье, отобрать у меня моего Кана.

— Признаться, мне его немного жаль, — повернулся ко мне любимый.

А он, выходит, всё ещё думает об Эндарсе. Ревнует, может быть?..

— Может, я была с ним жестока. Но он сначала обещал выполнить всё, о чём попрошу, а потом говорил, что не сможет. Он, боевой маг! Он же сам обещал исполнить всё! Мог и не давать напрасных обещаний или хотя бы попробовать кое-что сделать. К тому же, он выбрал неудачное время, чтобы объясниться, а ещё крепко спал, когда я выбралась из дома и сбежала.

— Алина, я тебя не упрекаю. Знаешь, мне страшно вспоминать, сколько раз я мог тебя потерять. Я слишком забочусь о себе, не правда ли?

— Но я тебя люблю, со всеми достоинствами и недостатками. Может, ошибаюсь, веду себя не так, как следует, но ничего не могу с собой поделать.

Любимый улыбнулся мне и, притянув к себе, крепко поцеловал. Было так уютно и хорошо в объятии его крепких рук…

В следующий миг он отскочил в сторону, увлекая меня за собой. Мимо нас пролетело что-то жидкое и белое.

— Совсем юнцы распоясались! — проворчала худая высокая светополька с большим и уже опустевшим ведром, — Прямо на улице милуются! Среди бела дня! Совсем совесть потеряли!

— А вам завидно? — дерзко усмехнулся Кан.

— А мне завидно, — так же дерзко ответила горожанка.

Но неожиданно женщина как-то сжалась, осунулась. И призналась:

— Мой то сокол вот уж как семь годков как не пришёл с битвы. И на моей шее пятеро сидят. Да четверо из них меньших. Да двое стариков, — она уныло посмотрела на опустевшее ведро, — Вот, молоко на вас расплескала. А несла для них.

Кан выпустил меня, полез в свой правый рукав.

— Да я-то что! — всплеснула руками и заодно загрохотала ведром горожанка, — Я только разозлилась, вас увидев! Не со зла… просто взгрустнулось!

И совершенно потерянная поймала брошенный ей кошель, прозвеневший в полёте.

— Купите мальцам пряников, — грустно улыбнулся Кан, — И на что ещё хватит.

Она было потянула пальцы свободной руки к шнуркам кошеля, но остановила своё любопытство. Низко поклонилась:

— Ох и спасибо, парень! Спасибо тебе! Прямо как чудо твой подарок!

— Ну, бывайте! — махнул рукой Кан, в прощальном жесте Белого края, — Только вы уж поострожнее с молоком. Мальцы ждут всё-таки. Да и как бы не наткнуться на злого человека.

— Да не… да я так… случайно… — она сияющими глазами посмотрела на нас, потом на кошель, судорожно сжала его, — Счастья вам, молодые люди! Счастья, лада да детей побольше! И чтоб все здоровые были!

И на мгновение я снова увидела сияющее море… две капли из него, похожие то ли на звёздочки, то ли на искорки, которые прошла через её сердце и, мерцая, полетели к нам. Одна коснулась лба Кана — и растворилась то ли в воздухе у его головы, то лив его волосах, а вторая — также у меня. И где-то в душе у меня стало тепло и легко-легко.

И ещё я вдруг ощутила ещё несколько таких комочков силы, капель того моря, то ли звёздочек, то ли искорок, которые уже были со мной. Они согревали меня, когда я теряла надежду, помогали мне подняться и идти, когда я падала без сил. В том, что я сейчас была жива была и их заслуга… хотя кто и когда подарил их мне — я не помнила. Быть может, все или большую часть из них я получила ещё давно — за прежними поворотами той долгой дороги…

— Алина?.. Пойдём?..

— А… да… — я мотнула головой — и виденье исчезло.

Мы заскочили на обед в гости в школу Цветаны. Поели, послушали её пересказ о событиях в её детище. Заодно намекнули ей, что Вячеслав и Клён раскопали нечто интересное, что может помочь в поисках лекарства. Девочка просияла, услышав про это. Хотя, быть может, более всего её обрадовало, что к открытию был причастен Вячеслав?

Остаток дня мы провели в осмотре заболевших жителей Туманного оврага, маленьком новодальском городишке. Вероятно, он возник на месте какой-то деревни, рядом с которой когда-то был овраг. К вечеру мы едва не падали от усталости, а ещё надо было собрать всех наших лекарей, узнать новости, сделать записи, отправить всех по домам. Впрочем, тут труд ложился на Кана и на новодальцев со светопольцами, тех из нашего отряда, кто умел и, более того, хотел записывать ход исследования ещё и вечером. Днём то многие делали какие-то заметки. Мы с Каном заглянули в ближайший трактир, быстро поужинали — Кан как обычно обошёлся без мясной пищи — и ещё купили пару пирогов, на случай если кто-то из нашего отряда в трудах забыл или не успел поужинать или — такое тоже бывало — пообедать.

Выйдя из трактира, споткнулись о лежащего у ступенек мужчину, босого, в ветхих штанах, готовых вот-вот осыпаться от старости, в выцветшей криво зашитой рубахе. Тот шевельнулся, проворчал какое-то ругательство.

Кан присел рядом, осторожно толкнул в бок:

— Тебе плохо?

Чуть запоздало мой нос поймал запах вина, в котором незнакомец как будто искупался вместе с одеждой. В этот миг веки приоткрылись, и на нас остановился взор усталых зелёных глаз.

— Чего тебе нужно от неумелого знахаря? — новодалец задумчиво поскрёб грудь вместе с грязной рубашкой, пропитанной дорожной пылью, разноцветными пятнами, в том числе, пахнущими вином, потом поскрёб короткая слипшуюся бороду непонятного цвета.