Лариса Петровичева - Ведьма Западных пустошей [СИ]

Потом перед ее внутренним взглядом появлялся Уве — уже человек. Мертвый, окровавленный, смотревший в небо пустыми светлыми глазами. Не вернуть, не защитить, как ни старайся. Поздно. Палевый волк уже бежал в тех краях, где нет ни охотников, ни охоты.

Она бросилась было к окну — посмотреть, убедиться, что это не Уве, что с ним все в порядке! — но Бастиан удержал ее за руку и пророкотал на весь зал:

— Всем отойти от окон!

Его послушались — гости проворно отступили к стене. Никому не хотелось попасть под случайную пулю. Краем уха Аделин слышала нервный перезвон бокалов: один из официантов по-прежнему держал поднос, его руки тряслись, бокалы отплясывали, разливая шипучее. Аделин сама не поняла, как оказалась не в центре зала с Бастианом, а рядом с Золли, которая не знала, что делать: то ли плакать от страха, то ли радоваться — потому что это было пусть опасное, но все же приключение.

Бастиан подошел к окну и через несколько мгновений высунулся наружу и громко спросил:

— Что там? Кто стрелял?

Ему ответил густой бас офицера Бруни — Аделин не разобрала слов.

— Что там? Что? — пробежал по залу шепоток, но люди вздохнули с облегчением — Бастиан держался спокойно, так, словно опасность миновала.

С Уве все в порядке, напомнила себе Аделин, он обещал, что останется дома, а на кладбище и в церковь пойдет ранним утром со слугами. На мгновение ей стало так легко, что Аделин подумала: еще чуть-чуть, и взлечу. Бастиан обернулся к гостям и отчетливо проговорил:

— Элин Бартез пыталась покинуть праздник и сесть в экипаж.

Все дружно ахнули, стали оглядываться по сторонам в поисках девушки. Госпожа Бартез дотронулась до виска и со стоном:

— Элин, дитя мое! — рухнула в обморок на руки супруга, едва успевшего ее подхватить.

Аделин растерянно переводила взгляд с Бастиана на госпожу Бартез, которую пытались привести в чувство. Ведь Элин несколько минут назад была здесь, Аделин видела, как она уплетает пирожные за обе щеки, стоя так, чтобы маменька не видела. И вот пальба, крики — ей казалось, что она читает авантюрный роман.

Все произошло неожиданно, как во сне.

— Что с ней? — воскликнула Золли. Бастиан лишь махнул рукой: значит, пустяки. Все обошлось, беды не случилось. Аделин стало легче дышать.

— Жива, ее ведут сюда, — ответил он. — Все в порядке.

Он был бледен до синевы. Потемневшие шрамы на лбу казались нарисованными — каким-то нелепым гримом, непонятно зачем нанесенным. Аделин внезапно поймала себя на мысли о том, что хочет подойти к нему. Дотронуться до изуродованной щеки, пообещать, что все будет хорошо.

Господи Боже, разве она могла что-то обещать!

Через несколько минут в бальный зал ввели плачущую Элин, маленькую рыжеволосую толстушку. Матушка сразу же пришла в себя, бросилась к дочери и отвесила ей такую пощечину, что отдалось по всему дому. Бедная Элин едва смогла удержаться на ногах.

— Да как ты смела, дрянь! — прокричала госпожа Бартез. — Как ты смела куда-то идти и к кому-то садиться! Ты совсем рехнулась! Позор своих родителей, позор семьи! Бессовестная, бесстыжая!

Элин зарыдала еще горше, уткнувшись лицом в ладони и сгорая от стыда. Аделин хмуро подумала, что это соответствует общему духу: не радоваться, что жертва вырвалась из когтей хищника, а обвинять ее в том, что она вообще в них попала.

— Я не знаю… — всхлипнула она. — Это как-то само…

Бастиан отстранил госпожу Бартез и склонился над Элин, крепко сжав ее за плечи. В зале воцарилась благоговейная тишина, а над головой девушки медленно поплыли золотые пылинки — остаточная магия, причем довольно сильная. Бастиан понимающе кивнул, выпрямился и, выпустив плечи Элин, произнес:

— Это магия. Девушку очаровали, она вышла из дома против воли. Не браните ее, госпожа Бартез, она не понимала, что делает.

— Если бы не полиция… — папаша Бартез впервые посмотрел в сторону офицеров с благодарностью. Да, не стой офицер Бруни на страже, Элин уже увезли бы из-под носа у родителей.

Все думали бы, что она вышла с подругами попудрить носик — в такой толпе не сразу сообразишь, кто и где. Никто бы не встревожился, отдавая должное еде, танцам и шипучему — что плохого может случиться на празднике? — а Элин убивали бы в эту минуту. А потом подбросили бы к дому господина Шу — чтобы свет Инегена убедился, насколько беззащитен.

— Вы что-то помните, миледи? — спросил Бастиан. Элин уставилась в его лицо широко распахнутыми голубыми глазами и едва слышно ответила:

— Я… не знаю. Я ела пирожное вон там, и мне вдруг захотелось выйти. Очень сильно захотелось, словно кто-то звал. Таким тихим настойчивым голосом. И я вышла…

— Шла, как во сне, — важно добавил офицер Бруни и кивнул в сторону коллеги: — Мы с Шанти так сидели, что нас с улицы не заметить. И вот она вдруг идет. Одна. Я еще подумал: как так, такие юные барышни в одиночку не ходят. Либо с родителями, либо с подружками. Или няня там еще, служанка. Но не одна, нет. Шанти сразу сказал: дело нечисто.

Офицер Шанти, маленький и лысый уроженец крайнего юга, кивнул и сказал:

— Я сперва испугался, что она слепая. Глаза белые, не видит ничего. Тут глядим — батюшки мои, у ворот экипаж, дверь открыта, ну и миледи прямо туда и идет, будто это за ней. Бруни ее схватил, я тоже встал — а этот из экипажа в нас выстрелил. Это с нервов, я полагаю. Разозлился, что помешали. Ну и мы в него пальнули, а он прочь.

Аделин невольно обрадовалась. Теперь у них есть подробное описание экипажа, кучера и лошадей, и Бастиан их обязательно найдет!

— Понятно, — кивнул Бастиан и быстрым шагом покинул зал. Полицейские послушно отправились за ним.

Некоторое время тишина в зале нарушалась лишь всхлипываниями Элин, которая только сейчас поняла, какой опасности и каким чудом сумела избежать. Затем хозяин дома вышел вперед и вскинул руку, привлекая внимание:

— Господа! — произнес он. — Предлагаю все-таки продолжить вечер — и выпить за чудесное спасение юной Элин. У нас тут прекрасный стол и полный погреб напитков, так покажем этому мерзавцу, что не боимся его!

И господа согласились.

— Вашбродь! Смотрите! Там, внизу! Вон валяется!

Экипаж, который со стрельбой и шумом уезжал от дома Герберта Шу, видело множество свидетелей — оставалось просто идти по улице и опрашивать зевак, которые испуганно стучали по вискам. Показания рознились, конечно: одни утверждали, что кучером был сам Дьявол в кроваво-красном сюртуке и с золотыми рогами на черной голове, а другие наперебой кричали, что Дьявол-то как раз сидел в экипаже, и сюртук у него был синий, а палил он из трехствольной пистоли. А правил экипажем черный дракон с тремя головами, а из зада у него валил дым, погуще, чем из заводской трубы.