Карина Демина - Юся и эльф [СИ]

— Зачем?

— Чтобы блистать.

Ну да, очевидно же.

Я поежилась, вспомнив преисполненный какого-то отчаяния взгляд леди Алауниэль. И даже понять ее могу. Родить ребенка… растить ребенка с надеждой, что уж он-то если не трон займет, то место в непосредственной близости… а тут такой подвох. Сперва на границу сбежал.

Теперь вот я.

— Отец никогда не любил двор. Да и я… бабушка тоже. Это ее расстраивает.

Мы оказались в саду.

В эльфийском саду, где, несмотря на осень, цвели цветы и порхали бабочки. Правда, стоило коснуться одной, как она истаяла. Иллюзия?

— Маму тяготит местная зима. И осень тоже. Отец предлагал построить настоящую оранжерею, но она продолжает надеяться, что скоро мы отсюда уедем.

Ага.

То есть, нужно было что-то сказать, но я понятия не имела, что принято говорить в подобных случаях.

— Отец отговаривается делами… у него здесь партнеры. И лаборатория. Нет, он не некромант, у нас этот дар чрезвычайно редок, поэтому вряд ли некроманту позволили бы покинуть границы леса.

Лавочка нашлась.

Как лавочка… резная качель на серебряных цепях, которые облепили те же бабочки. Стоило мне присесть, как они вспорхнули, закружились искристым облаком. И исчезли.

…иллюзии не любят некромантов.

Никто не любит некромантов. Даже сами некроманты.

— Но Юся…

…вряд ли сумела бы отличить чистокровного эльфа, а полукровок с даром на моей памяти было не так и мало.

Я присела.

Эль устроился рядом. Он оттолкнулся от земли, и наша скамья качнулась. А в темных кудрях ближайших кустов зажглись искры.

Снова бабочки.

— Не думай. В ней говорила злость.

— Если бы…

Он осторожно сжал мои пальцы, успокаивая и утешая. Что ж… возможно, высший свет и забудет пьяную выходку Глена, но не благородная леди Алауниэль, которая и прежде-то ко мне любви не испытывала. А теперь…

— Марисса… она очень продуманный человек, — я устроила голову на плече мужа. — Она явилась не из вежливости. И вряд ли лишь затем, чтобы позлить меня… и это представление, оно совсем не в ее духе. Марисса терпеть не может скандалов. Удушить втихаря — это да, а скандал, который заденет ее имя… имя рода…

Я вздохнула.

Бабочки кружились.

Они притворялись настоящими. Слетались к нам, кружились, норовили опуститься на руки, на волосы, чтобы расползтись затем дрожащим маревом чистой силы.

Бабочек было жаль.

Сидели мы… долго, может быть, и целую вечность. Я бы не отказалась от вечности на двоих. Но Эль вздохнул и произнес:

— Пора. Лучший способ предотвратить слухи, сделать вид, что ничего не происходит.

— И поможет?

— Нет. Но никто не будет уверен в том, действительно ли что-то происходит на самом деле.

Ага, то есть… в общем, не важно.

— Еще немного. И гости начнут расходиться, а там и мы… если мы уйдем слишком рано, все решат, будто тебя задела эта пьяная выходка, а стало быть, есть причина.

Конечно, есть.

Ненавижу пьяных, это раз. И тех, кто не умеет держать язык за зубами, это два. Но с другой стороны еще пара часов, и я окажусь дома.

— Надо только Глена проверить, — сказала я, сдувая очередную назойливую бабочку.

И ведь лезут же, тают и лезут.

…в том, что идея проверить Глена была плохой, я убедилась, стоило переступить порог гостевой комнаты. В нос шибануло запахом свежей крови.

— Твою ж… — я в два шага преодолела расстояние от порога до массивной кровати с балдахином. Тот был опущен, скрывая и гору подушек, и тело, меж них раскинувшееся.

Жив.

Дышит.

Слабо, но дышит…

— Эль…

…его остановила матушка, там, в зале. Подхватила под руку, чтобы сказать что-то очень-очень важное и точно мне не интересное. И мне бы дождаться возвращения, но…

…взгляды.

Смешочки.

И спины благородных эльфиек, всем видом своим выражавших презрение. Одной там, среди перворожденных, находиться было в высшей степени неприятно. И потому я попросила проводить меня к гостевым покоям. А потом еще подумала, что лакей вряд ли станет держать язык за зубами, и эта моя просьба будет истолкована весьма и весьма однозначно.

— Ю…с-с…я… — Глен открыл глаза.

Он был пьян.

И почти мертв.

Черный клинок торчал в груди, приколов моего бывшего к кровати, что бабочку.

— …это… ты…

— Это я, идиот. Говорили же тебе, сиди тихо, — я прижала пальцы к шее, понимая, что ничего не смогу сделать. — Кто?

— Ю…ся… ты… за что?

Кто-то заглянул в комнату.

Завизжал.

А Глен закашлялся кровью и, почти подавившись, подался вдруг вперед, схватил меня за руку.

— Не позволь им… двоим… они… хотят… как древние… он и Марисса… вместе… не позволь… Юся…

Меня оттолкнули, а к Глену потянулись руки, много белых эльфийских рук, которые опоздали. Я знала это, а они, упрямые, пытались удержать душу в мертвом уже теле.

Я знала, что эти двое, отец Эля и высокий худой мужчина с по-человечески унылым лицом способны на многое. И вот раны затягиваются. И кровь темнеет. Грудная клетка вздымается. Опадает. И снова… и снова.

Опять.

Меня взяли за руку, потянули.

Эль?

— Идем, — тихо сказал он. — Ты ему не поможешь.

И я расплакалась.

Ненавижу слезы.

Слезы высохли самой, стоило услышать шепоток:

— Убила.

Это слово повторяли на разные лады. Кто-то с удивлением, кто-то с восхищением, с недоумением, кто-то… так, что становилось понятно: стоит ли ждать от людей иного?

Низкие существа, которым неведома честь. И дело отнюдь не в том, что убивать плохо, отнюдь. Плохо убивать на чужом празднике, ибо редкая смерть способна этот праздник украсить.

— Не слушай, — тихо произнес Эль. И я кивнула.

Не буду.

Только слушать не нужно, достаточно оглянуться, все написано на лицах и…

— Я не убивала.

— Я знаю.

— Я его… нашла. Понимаешь? Просто нашла и…

Он молча коснулся губами виска.

И ком в груди растаял. Остальные? Плевать. Пусть думают, что хотят, но главное, что Эль точно знает: я не убивала. Дышать и то стало легче. Я уткнулась в грудь мужа. Не хочу никого видеть. Просто не хочу.

— Уйдем? — предложил Эль. И я кивнула. Уйдем. Его бабушка поймет. Она показалась мне способной понимать, и потом, позже, я попрошу у нее прощения. Быть может, в лавке отыщется еще один полумертвый цветок драконьих кровей или что-то иное… но я просто не могу оставаться здесь.

Вот только уйти нам не позволили.

Отчего-то я не удивилась, увидев дорогого папеньку во главе городской стражи. И пару своих прихватил. Эшварт, которого я полагала если не другом, то всяко человеком порядочным. А вот Дункан, как был дерьмом, так и остался… ишь, подбрасывает на ладони комок тьмы, будто намекая, что в любой момент готов его отпустить.

— Надеюсь, вы осознаете всю сложность вашего положения? — осведомился папенька, разглядывая, правда, не меня, но моего супруга.