Александр Скуридин - Крысиная нора

— Два дня лучше, чем один.

— Да! Лучше, ровно в два раза! — иронично подхватывает Наташа и начинает собирать вещи с песка.

Я и Витя не опровергаем женские утверждения.

Мы заезжаем в гостиницу, где укладываем в сумки свои пожитки. Света и Наташа ничего нам не говорят: они слегка поджали губы. Это означает, что жены все-таки дуются. Но… что делать? Приказ!..

Только Леночка вышагивает по номеру, лопоча что-то по-своему. Молодец!..

Вскоре мы с Витей на такси прибываем в знакомую мне до боли войсковую часть.

Это — бывший автомобильный батальон. Бывший он потому, что здесь уже не занимаются консервацией автотехники. Из боксов убраны грузовики и военные джипы. Правда, некоторые из них оставлены для обучения вождению машин в экстремальных условиях: по горам и долам.

В освободившихся боксах теперь главенствуют танки, БТР и БМП. Имеется и несколько зарубежных боевых бронированных машин — для ознакомления личного состава с иностранными образцами. В нынешнем виде эта часть — форпост в деле разведки, база подготовки спецназовской элиты. Здесь проходят переподготовку наиболее перспективные морские пехотинцы. Также в бывшем автобате обучаются разведчики бригады горных стрелков.

На КПП [54] Контрольно-пропускной пункт. нас с Витей встречает… усатый старшина! Да, именно тот самый, который так основательно портил мне и другим «номерам» жизнь. Но Михаил Григорьевич остался в моей памяти настоящим служакой, суровым, но справедливым воспитателем. С ним я даже подружился, выполняя просьбу старшины. Она, эта просьба, касалась освобождения его сына из-под стражи после нелепых обвинений и ареста. Обвинения выдвинули двое чеченцев, пострадавших после вмешательства Олега в приставания кавказцев к девушке.

Михаил Григорьевич стоит у полосатого шлагбаума, поджарый, как отощавшая рысь, готовая к прыжку.

— А-а-а… Четвертый!.. — радостно восклицает он, увидев меня, затем спохватывается: — Извините, товарищ полковник.

А я как был старшиной, так им и остался. Опять к вам, «номерам», приставлен. — Усач принижает голос: — Сын мой, Олежка, обрадуется, когда я расскажу, что вновь встретил вас, Дмитрий Павлович…

Я вижу, что и сам Михаил Григорьевич рад встрече со мной. Еще бы, я астрально отмазал в прошлом году Олежку от тюряги! Но эмоции мой старый знакомец привык скрывать, он — службист до мозга костей.

— А чего вы такой похудевший, товарищ старшина? — интересуюсь я, сразу же настраиваясь на официальный лад.

— Занимаюсь усиленной личной подготовкой. С горцами даже по скалам лазил!

— Горцы? Кто это? — спрашивает Котов.

Он озирается, стараясь рассмотреть будущее место переподготовки. А оно живописное, имеющее ухоженные клумбы с цветами. Огромные платаны дают в летний зной хорошую тень.

— Горнострелки! — отвечает старшина и передергивает плечами, мол, салага с тобой прибыл, полковник, элементарных вещей не знает.

Он отводит нас с Витей к месту проживания. Мы идем по дорожке, посыпанной красноватым мелким щебнем. Бордюры вдоль всей ее длины тщательно побелены. Наведением «бордюрного» лоска занимаются два солдата. При виде старшины они бросают кисти и вытягиваются во фрунт.

Дисциплина тут, однако…

Старшина, я и Котов подходим к двухэтажному строению. В прошлое мое обучение здесь отсутствовал забор. Теперь же он оградил здание чуть ли не до окон второго этажа. Понятно, в учебном пункте стараются сберечь секреты.

На крохотном КПП, встроенном в забор, дежурят двое бойцов. Этим «церберам» поручено впускать бедных курсантов. А вот выпускать, видимо, нас придется только строем.

Одиночное шастанье туда-сюда запрещено. Да и в прошлый раз мы, «номера», никуда не ходили самостоятельно. Но… забор…

Мы проходим КПП.

Витя оглядывает строение, поблескивающее на весеннем солнце окнами-глазницами, в которых нет и намека на элементарные занавески.

— Да… здесь не забалуешь… — вздыхает Котов.

— Отставить разговоры! — вскипает усач и добавляет, бросив короткий взгляд в мою сторону: — Четвертый [55] Всем курсантам в Центре присваиваются номера. , в свободное время объяснишь своему напарнику о пользе молчания на этой территории!

— Есть объяснить!.. — рявкаю я.

Мы проходим в здание. У тумбочки стоит дневальный с армейским тесаком на поясе и с красной повязкой на левом рукаве гимнастерки. Дневальный отдает честь и звонко докладывает:

— Товарищ старшина курсов! Никаких происшествий не произошло!..

— Вольно!.. — командует усач, просматривая обстановку.

Проведя пальцем по тумбочке и телефону, стоящему на ней, старшина не обнаружил пыли. Вроде бы порядок…

Мы проходим в конец коридора и поднимаемся по узкой лестнице на второй этаж. Старшина указывает мне на знакомую дверь:

— Тебе, Четвертый, сюда.

Затем он подводит Витю к соседней двери и цедит:

— Ты, Третий, будешь обитать здесь.

Котов не комментирует слова старшины: я уже предупредил Виктора о том, что во время обучения всем нам, «номерам», лучше всего и полезнее ничего не говорить лишнего. Но я по «цифровой» разбивке понимаю: будут Первый курсант и Второй.

Кто они?

Я захожу в свои «апартаменты». Это — обычная комната с побеленными стенами. Но на окне — решетка!.. Сурово!.. Но пока мне непонятно, для чего это сделано. Ладно, дальнейшее бытие все расставит на свои места…

Я разбираю свой рюкзак. Бритву, зубную щетку и пасту кладу в тумбочку. В узкий шкаф укладываю рюкзак и полковничью амуницию.

В шкафу уже висит униформа-камуфляж без опознавательных знаков. На левом рукаве пришит номер: красная четверка, нанесенная на матерчатый треугольник при помощи трафарета. Это не бумажный номерок, который легко потерять и схлопотать за это наряд!

А у нашего старшины для исполнения наряда провинившемуся выбран только один способ: драить гальюн. В прошлый раз один из «номеров» попал туда именно за потерю своего бумажного номерка…

— Выходи!.. Строиться!.. — слышится рев в коридоре.

Выходим. Нас, строящихся, двое. Но это не смущает усача. Прохаживаясь вдоль «строя», Михаил Григорьевич доходчиво объясняет тонкости распорядка:

— Подъем в пять ноль-ноль! Через двадцать минут — построение, утренний осмотр. Затем, в пять тридцать, — завтрак. Все опоздания или небрежное отношение к обязанностям и распорядку наказываются!

Мы стоим в шеренге не по номерам, а по ранжиру. Я правофланговый, так как выше Вити на два сантиметра. Когда старшина проходит туда-сюда мимо нас, мы по-уставному провожаем взглядом все его передвижения. Дневальный второго этажа делает то же самое. Точно! У нашего усача не забалуешь.

— В девятнадцать ноль-ноль ужин! — объявляет старшина. — А пока — свободное время. Четвертый, объясни Третьему месторасположение столовой, а также покажи ему гальюн и умывальник!