Венедикт Ли - Nовое Vремя [СИ]

«Я бы проснулась с заложенным носом. А ей хоть бы хны…» Лора с завистью вспомнила, что никогда не видела подругу простуженной. Уселась рядом на пол, слушая тихое дыхание Нойс. Осторожно дотронулась до спящей.

– ForsEj, komradi… – пробормотала та, и очнулась.

Села, спустив босые ноги, пригладила шевелюру. Еще полгода, и волосы отрастут настолько, что Нойс будет ходить растрёпой, как раньше. Лора еще не решила, станет ли сама заново отпускать длинные волосы. Привыкла к мальчишеской стрижке. Наверное, сделает так же как Нойс. А что (во всех смыслах) взбрендится Нойс, пока неизвестно. Тут к Лоре вернулась назойливая мысль, которую она безуспешно пыталась прогнать. Судьба Нойс уже решена.

– Чего уставилась, как на покойницу? – хрипло сказала Нойс. У нее всегда садился голос, когда она волновалась или злилась.

– П-привет… Я… мне… разрешили с тобой повидаться!

– Повидалась. И проваливай.

Лора терпеливо снесла грубость, но заговорила смелее.

– Нойс… Наоми! Я тогда, из-за Тамары, зря на тебя разгавкалась. Не поняла, что ты устроила юной идиотке испытание. Теперь знаю: она его прошла! Доказала всей последующей жизнью. Прошу, прости меня.

Нойс сидела, низко опустив голову, не удостоив ответом. Почти в слезах, Лора сказала:

– Ладно… Я уйду. А хочешь… вытолкай меня вон, вдруг тебе полегчает от этого.

Нойс соскользнула с тахты, уселась на полу рядом с Лорой.

– Это тебе надо было гнать меня в шею. В нашу первую встречу у тебя почти получилось. Еще бы пару пинков, и всё.

– Ну, да… бросить тебя. Обессиленную от долгого пути, полусумасшедшую от горя. Ты бы запросто ноги протянула.

– Зато, не было бы такого сегодня, как сейчас. Ты знаешь, кто я. И я знаю, что ты знаешь. Зачем… этот день наступил? Представляю, как ты разочарована во мне.

«Разочарована – неподходящее слово», – подумала Лора. – «Порой я прихожу в ужас…» Она мельком глянула на Нойс, та криво улыбнулась, дотронулась до горла, опоясанного черным кольцом.

– Этот собачий ошейник не дает мне читать мысли. Видеть твои страх, презрение, горечь. Ненависть.

Лора обняла ее.

– Перестань мучить себя и меня! Мы знакомы меньше года. За это время я не нашла поводов тебя ненавидеть или презирать. Да, твое прошлое иногда пугает меня. Но, это всё минуло, исчезло. Похоронено и забыто. Сегодня ты – лучший человек из когда-либо встреченных мной.

– Спасибо, – шмыгнув носом, сказала Нойс. – Красиво врешь. Высшее утешение, какое довелось испытать. Но… перстань. Не то расклеюсь. А мне нужны крепкие нервы. Меня тут ожиданием терзают. Так я их разочарую.

Внезапно, выражение наигранной беспечности исчезло с ее лица.

– Лора… у тебя новости для меня? Ты что-то знаешь?! Не молчи!

– ...

– Завтра, да?

Лора помотала головой, не в силах говорить.

– Сегодня?!

Лора обняла Нойс крепче, чувствуя, как та дрожит. Она согревала ее теплом своего тела, пока Нойс не успокоилась. Услышала ее тихие слова:

– Ко многому привычна… А такого не ожидала. Хочется плакать и молить, чтобы меня пожалели. Я – ничтожество, знаю. Когда мне готовиться?

– Сейчас, – ответила Лора и расплакалась.

Нойс встала. Протянув руку, помогла подняться Лоре. Сказала, почти спокойно:

– Puro chambro…

Вся скромная обстановка исчезла, осталась маленькая комната с гладкими, золотистого оттенка стенами. Следом, исчезла и она. Вместо нее Лора увидела широкую улицу, асфальт блестел влагой после недавнего дождя со снегом. Массивные дома старой постройки отбрасывали длинные тени. В окнах верхних этажей отражался закат.

С трех сторон подходы перекрыты безликими фигурами. Похожими одновременно на рыцарей в доспехах, и на полицейских в штурмовом облачении. Лора надеялась, что под ним скрываются, пусть чуждые, но всё-таки люди.

Один из них приблизился, от его размеренной походки Лору пробрала дрожь. Обратился к Нойс, голос прозвучал совершенно по человечески.

– Быстро холодает. Обуйтесь. И наденьте куртку.

Ботинки и куртка Нойс лежали на тротуаре, в том же положении, как она их бросила в своей сверхсовременной тюрьме. Нервически отмахнулась.

– Сто метров идти. Выдержу.

– Триста. Но, как хотите.

Нойс сделала шаг, другой. Обернулась, словно в последний момент решила вернуться. Лицо ее исказила мгновенная судорога отчаяния. Вновь повернулась к пламенеющему закату, отражавшемуся в мокрой мостовой. Светлый путь.

Тонкий свитер продувается насквозь. Босые ступни ощущают ледяную мостовую. Славненько. Минут на десять тебя хватит. В мыслях наступает странное умиротворение. Его не нарушает даже тот неприятный факт, что в этот холодный вечер на улице хватает зевак. Теснятся на тротуарах, назойливо пялятся.

Их сдерживает редкая цепь инопланетных стражников. Зловещие доспехи пугают людей. Не только страх сдерживает напор толпы. Включен силовой барьер. И он бьется током. Да так, что любопытные с воплями шарахаются назад. Кого-то наземь приложило. Чёрт с ними, со всеми. Скоро всё кончится.

Четыреста сорок восемь шагов. Прошла отрешенно, не глядя по сторонам. Сконцентрировавшись на счете настолько, что перестала чувствовать холод. Путь преградили пологие ступени. Давай же. Последнее усилие. Выше и вперед.

Когда-то на плоскую вершину можно было подняться на эскалаторе. Его давно разобрали и сдали в металлолом. С экзотической трибуны в виде ступенчатой четырехугольной пирамиды больше не толкают речи слуги народа. Над ней не реют знамена Эгваль. Лишь ветер звенит в наступающей тьме. Тлеющий шар солнца наполовину скрыт черным силуэтом Дома власти. Его указующий перст направлен в мрачные небеса. Словно велит: «Не останавливайся! Иди!» Каждый шаг дается все тяжелее. Силы тают.

Очередной ступеньки не оказывается под ногами, и ты падаешь на колени, вытянув руки. Путь окончен, ты наверху. Здесь, точно на этом месте, двенадцать лет назад истек кровью Ариэль Солтиг. Тело окатывает волна ужаса, словно это в твое горло вонзилось острое лезвие.

Поднимаешься, едва не поскользнувшись снова. Чуть поодаль, на тонком металлическом шесте горит фонарь. В круге света – одинокая фигура женщины. Странно, что больше никто не ждет тебя здесь.

На незнакомке пальто с капюшоном, как раз для такой погоды. Осторожно подходишь-подкрадываешься. Вздрагиваешь, не веря глазам. Тетка, хочется назвать ее так, в летах за пятьдесят. Лицо одутловатое, под глазами мешки. Вид печальный и растерянный. Ничего не осталось от дерзкого веселья юности. Она не делает ни шага навстречу, и не отвечает на твой глухой вскрик-вопль.

– СЕДА?!..

Ее упорное молчание злит тебя. Осыпаешь ее упреками. Беспорядочными, путаными, глупыми.

– …Что за комедию тут ломаешь? Кто придумал этот мерзкий спектакль? Ага, давайте… Что, Седа, устроим сеанс ритуального оплевывания?!