Джонатан Ховард - Иоганн Кабал, детектив [litres]

– Благодарю. А теперь позвольте мне объяснить то, как я понимаю произошедшее на корабле за время путешествия. Вкратце…

– Было бы здорово, – пробормотал граф.

– Вкратце… любое преступление определяется классическим трио – мотив, способ, возможность. Последние происшествия не исключение, но – к моему сожалению, – я в основном сосредоточился на самой механической из трех составляющих – на способе. Я считал, что если сумею постичь тайну того, как месье ДеГарр был убит в запертой комнате, то другие детали станут очевидны, и я разоблачу убийцу. Я раскрыл способ, но это не изобличило убийцу. Выводы наталкивали на определенные мысли, но я по-прежнему не мог определить членов заговора.

– Интрига, – сказал граф ради собственного удовольствия.

Кабал не обратил на него внимания.

– С возможностями сложно – многого из них не извлечешь. Возможно, полиция, собрав свидетельские показания и восстановив хронологию, сумела до чего-нибудь докопаться, но я сомневаюсь. Огромный корабль с небольшим количеством пассажиров, которых трясет, как горошины в банке. Люди подолгу находятся вне поля зрения остальных: любая попытка сопоставить алиби рухнет из-за столь больших пробелов.

Остаются мотивы, и в данном случае они критичны. Как только я стал понимать особенности нашего путешествия, причины вскоре стали ясны. – Кабал принялся расхаживать взад-вперед: четыре шага в одну сторону, четыре в другую. – У меня родились самые странные теории. На борту были сенцианские агенты. Нет, на борту были миркарвианские агенты. Или, возможно, катаменские. Нет, сенцианские и миркарвианские агенты устроили тайную войну на борту. Теории становились одна другой нелепее, и, в конце концов, я все их отбросил. В этом заключалась моя ошибка, потому как я был в одном шаге от правды.

Я отказался от своих идей, потому как они росли, словно снежный ком, и в какой-то момент разумные подозрения превратились в паранойю. Тогда я, фигурально выражаясь, провел черту на песке, за которую не стал заступать. Однако то, что в других странах мира является паранойей, в этой скороварке мелочных стран с всеобъемлющими планами обычное дело.

Полковник Константин сел прямо, засопел, но ничего не сказал.

– Я все понял благодаря наиглупейшей вещи, – продолжил Иоганн. – Шоу марионеток на улице в Париле. Маленькое представление, которое вам едва ли понравилось бы, поскольку в нем высмеивались миркарвианский фетишизм и любовь ко всему военному. Оно напомнило мне об одной детали, которую я приметил, как только первый раз ступил на борт корабля, и тут же все остальное стало очевидным. Особенно, почему ДеГарр должен был умереть.

Мисс Амберслей, прочитавшая все романы, в которых валлонцы и мелкопоместные дворяне раскрывают гнусные преступления, c горящими от волнения глазами ожидала продолжения.

– Потому что он был сенцианским шпионом? – выпалила она и тут же закрыла рот ладонью.

Кабал прекратил расхаживать и посмотрел на нее.

– Нет. Нет, мисс Амберслей. Во всем происходящем замешан сенцианский шпион, но им был не ДеГарр. Нет, ДеГарр умер, потому что был ДеГарром. Потому что был собой – уважаемым и всемирно известным разработчиком аэрокораблей.

Теперь запуталась мисс Бэрроу:

– Он собирался построить корабль для сенцианцев?

– Нет, он нечаянным образом мог помешать катаменцам получить смертельное оружие из Миркарвии.

– Но корабль обыскали?

– Да, и это был мастерский ход, чтобы ввести всех в заблуждение. Тонны картошки, репы и прочих корнеплодов, которые скучно перечислять. Ваша идея, граф?

Марша́л улыбнулся и помахал пятой сигаретой, как бы невзначай и с насмешкой соглашаясь. На самом деле, идея принадлежала кому-то из младших офицеров, но ведь в этом и заключается роль младших офицеров: они позволяют старшим выглядеть лучше, или берут на себя вину, чтобы старшие не выглядели плохо в глазах остальных.

– Попытка скрыть что-то была очевидна, и сенцианцы мгновенно набросились на груды овощей, – продолжил Кабал. – Они так на них сосредоточились, что лишь бегло осмотрели остальной корабль. Хотя даже не будь они столь заняты насаживанием морковки на пики, вряд ли заметили бы. В отличие от ДеГарра – тот бы начал задавать неудобные вопросы, как только попал на инженерную палубу. Почему двигатели так перегружены? Почему переборки такие толстые? Для чего на взлетно-посадочной палубе столько места для энтомоптеров?

Константин с изумлением смотрел по сторонам – до него постепенно доходило.

– Черт побери! – пробормотал он, с трудом воздержавшись от более крепкого словца.

– Что такое? – обратилась мисс Амберслей к любому, кто готов был ответить. – Не понимаю, к чему все эти инженерные разговоры. О чем он?

– Он хочет сказать, – тихо ответила мисс Бэрроу, – что этот корабль – не пассажирское судно. Он военный.

Теперь Леони поняла всю деликатность их положения. ДеГарр представлял собой проблему, и от него быстро и эффективно избавились. То, что он был иностранцем и значимым человеком, ни на секунду не остановило руку убийцы.

– Военный корабль? Ты отправил меня в путешествие на военном корабле, папа? – леди Нинука была возмущена. – Ты сказал, что «Принцесса Гортензия» лучшее судно, что поднималось в небо!

– Так оно и есть. Только не пассажирское. «Принцесса Гортензия». – граф Марша́л несколько секунд размышлял над названием. – Уверен, что катаменцы придумают более подходящее для войны имя, имя, которым можно будет гордиться. «Несокрушимый» или что-то в этом духе. Может, «Грозовой шторм», – последнее пришлось ему по вкусу. – Разит врагов смертельными молниями!

Кабал поднял указательный палец в качестве предостережения.

– Простите, я изложил лишь половину.

Марша́л состроил гримасу отвращения, но махнул ему продолжать. Кабал снова сверился с часами и заговорил:

– Все должно было выглядеть как самоубийство, но убийца совершал ошибку за ошибкой. На меня напали, потому как убийца запаниковал – куда разумнее было оставить меня в покое. В вентиляционной шахте я ничего такого не обнаружил и собирался вернуться в каюту и благополучно обо всем забыть. Но покушение все изменило, более того, лишний раз доказало, что исчезновение ДеГарра не самоубийство. Тогда им понадобился козел отпущения, которым стал Зорук, – после неуместной сцены за ужином, он идеально подходил на эту роль.

– Я все равно не понимаю, – сказала мисс Амберслей, пораженная тем, сколько порочности было в этом мире. – Кто они? Вы же не имеете ввиду сего джентльмена? – она сделала жест в сторону графа – будучи воспитана как леди, пусть и без титула, мисс Амберслей старалась не указывать пальцем. – Он ведь только недавно к нам присоединился.