Борис Конофальский - Длань Господня

При осадах это было обычным делом. Бывало, что под стенами поутру находили вот такого вот крикуна, который думал, что темнота его укроет от смерти. А она не укрывала. И утром лежал такой с двумя болтами в животе и еще одним в ноге.

Но Роха продолжал орать:

— Аркебузы к плечу! Ребята, бери чуть ниже. Нечего нам свои пули плющить об их кирасы! Целься! Первый ряд, пали!

Залп аркебуз прокатился над темнотой ярким всполохом. И Волков сам, своими глазами все увидал. Всего в тридцати шагах от себя он увидал тусклый блеск железа. Ряды доспехов, ряды кирас и шлемов среди полуопавшей листвы кустарников.

Брюнхвальд был прав. Противник что-то тут задумывал.

— Второй ряд, видали их? — продолжал орать Роха. — А ну-ка, дайте им, псам! Целься, ребята, лучше! Целься по памяти! Пали!

Гадать, ждать и размышлять, что задумал враг, он не собирался.

Пойди, угадай, пока угадаешь, он уже перелезет через овраг. Нет, так не пойдет.

— Максимилиан, — он обернулся к оруженосцу. — Капитана фон Финка со всеми его людьми сюда. И пусть не медлит!

Стрельбы продолжалась до самого прихода фон Финка. И как только он подошел, болты с той стороны оврага перестали прилетать. Все стихло. Итог всей этой суеты — один из его людей был убит и шесть человек ранены.

Волков оставил фон Финка на этом месте на всякий случай, а сам с Рохой и Брюнхвальдом отправился в лагерь, под холм.

И только когда приехал туда, узнал, что на позиции Рене, прямо через овраг, противник совершил вылазку.

— Их было человек сто, не больше, — рассказывал Бертье, у которого рука была замотана окровавленной тряпкой. — Подошли очень тихо. Наши, конечно, их прозевали, но успели поднять тревогу. Я подошел, за мной пришли арбалетчики, в общем, отбили их. Они ушли.

— Сколько убитых? — сразу спросил кавалер.

— Двое, еще шесть ранено, — сообщил Рене.

— Проведите перекличку, — сухо произнес он.

Как он и думал, двух солдат не хватало. Теперь горцы узнают все, что им нужно.

Что ж, враг был опытен и умел. А разве он думал, что будет иначе?

Он давненько не просыпался от этого звука. Бог знает, когда такое было. Звук доносится издалека. Кажется, он сливается с гомоном и шумом лагеря, становится почти неуловим, но нет, этот звук он ни с чем не перепутает. Даже на смертном одре его узнает.

Бум. Бум. Бум-бум-бум…

У него затекло все тело оттого, что спал в доспехе, еще чешется спина. Он откинул одеяла, привстал на локте. Зараза, кажется, сразу закружилась голова. Уже светает. Рядом с телегой на корточках сидит брат Ипполит. Он опять что-то мешает в чашке.

— Почему меня не разбудили? — сразу спросил Волков, пытаясь хоть чуть-чуть размять члены. Он вертит головой, в шее чувствует застарелую боль, рана над ухом опять саднит.

— Я не дозволял вас будить. Ни к чему было. Горцы всю ночь и утро тихо сидели, только что зашевелились, — отвечал монах. — Вот, — он встал и поднес кавалеру чашу с мутным питьем.

Волков уже знает, что это, молча берет чашку и пьет. Затем, вытерев рот, вылезает из телеги, бросает коротко:

— Умыться.

У него чешется спина, бок. Но, чтобы почесать их, ему придется снять ваффенрок, кирасу, горжет, кольчугу, стеганку. Придется терпеть. Как в молодости.

Пока умывался, пришел Брюнхвальд и Гренер.

— Что, пора? — спросил Волков, беря у монаха зачерствевший кусок хлеба и стакан выдохшегося пива.

— Пора, кавалер, — ответил Карл Брюнхвальд.

Да он и сам знал, что пора. Там, за оврагом, барабан стал бить построение:

«Бум-бум-бум-бум-бум. Бум-буб-бум».

— Играют «в колонну стройся», — сказал Брюнхвальд.

— Я слышу, Карл, слышу. А где мои оруженосцы, где мой конь?

Они были недалеко. Уже через пару минут он был в седле и под своим штандартом. Он ехал через лагерь, в котором царила суматоха, грыз черствый хлеб и отвечал на приветствие солдат.

За ним ехали Брюнхвальд и Гренер.

Волков был спокоен, он сделал все, чтобы это сражение состоялось именно тут и на его условиях. Оставалось дело за малым — осталось выдержать страшный удар непобедимых горских пехотинцев и разбить их.

Единственное, что его волновало, так это то, что у него кружилась голова.

— Рене начал строиться, — сказал Брюнхвальд и указал рукой на склон холма. — И фон Финк уже становится в колонну.

Мимо пробежали стрелки Рохи с Вилли во главе, они тоже спешили к холму. Ламбрийцы тащили туда же свои огромные щиты и пучки болтов.

Там, на юге, барабаны все били и били «в колонну стройся».

— Гренер, — окликнул старого кавалериста Волков.

— Да, сосед.

— Я прошу вас, друг мой, я вас умоляю… — начал кавалер.

— Говорите же, сосед.

— Не дайте фон Деницу совершать сумасбродства.

— Это нелегкая задача, — не сразу ответил Иоахим Гренер.

Поэтому он и просил его. От барона можно было ждать всего.

— Пусть ждет моей команды и ничего без меня не делает, — Волков даже положил руку на поручень кавалериста. — Слышите, Иоахим, удержите его от сумасбродства.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Не дайте ему угробить моих людей.

— Я сделаю все, что в моих силах, сосед, — ответил Гренер и уехал.

— Карл, вы будьте при мне.

— Да, кавалер. Конечно.

Бахнула картауна. Началось. Большая проблема была в том, что вокруг южного холма растительности было намного больше, чем на их северной стороне. Арбалетчики горцев уже пришли к оврагу, и с той стороны в левое плечо баталии Рене полетели болты.

Конечно, тут же в ответ начали стрелять и арбалетчики Стефано Джентиле, они были выше противника, и прячась за щитами, стали кидать в заросли болт за болтом, но непросто, непросто попадать в тех, кто укрыт кустами. И болты, пролетая через жесткие ветки, теряли свою грозную силу. Тем не менее, после появления на склоне ламбрийцев, арбалетчики врага стали вести себя заметно скромнее.

Снова бахнула картауна. И тут же за ней следом такие же звонкие хлопки, только более высокие. Кулеврины.

Значит, противник уже рядом. Так и есть, слева от южного холма появились люди, мелькают среди почти голых веток. А над кустами четыре штандарта кантона Брегген.

А барабаны все бьют и бьют это бесконечное «в колонны стройся».

Казалось, они так и будут тянуть, тянуть и тянуть.

Быстрее бы уже. Люди Волкова все давно построились, ждут. Это начинало кавалера раздражать. И тут, отделившись от своих людей, ротмистр Бертье развернул коня и поехал к нему.

Подъезжает и, улыбаясь, здоровается. Они не виделись с утра.

— Рад вас видеть, Гаэтан, — сухо говорит Волков.

— Кавалер, — тут же по-деловому и уже без улыбок продолжил Бертье, — там флаги кантона.

— Я вижу их, ротмистр, — отвечает Волков и вдруг начинает понимать.